В день трагедии в Саратов прибыли комиссии Главной военной прокуратуры и военной прокуратуры Приволжско-Уральского военного округа. Комментарии для журналистов были крайне скупы, и сейчас из прокуратуры гарнизона за ними отсылают в военную прокуратуру округа.

Вот что рассказал нам помощник военного прокурора Приволжско-Уральского военного округа, подполковник юстиции Сергей Богомолов: «Уголовное дело по статье 110 УК РФ «Доведение до самоубийства» о гибели военнослужащих расследуется в следственном отделе военной прокуратуры Приволжско-Уральского военного округа при взаимодействии с прокуратурой Саратовской области. В ходе следствия получены доказательства, исключающие вероятность убийства, сейчас устанавливаются мотивы. Получены данные, что военнослужащие опасались уголовной ответственности за совершенные преступления, более тяжкие, чем угон автомобиля, дело о котором расследовалось военной прокуратурой Саратовского гарнизона. После того, как 19 апреля их встреча со следователем не состоялась, они должны были явиться 20 апреля в прокуратуру Ленинского района Саратова для проверки причастности к другим преступлениям». После того, как в минувшие выходные военный прокурор Приволжско-Уральского военного округа Владимир Мельников заявил о том, что «результаты осмотра места происшествия, судебно-медицинская экспертиза трупов и другие доказательства достоверно подтверждают факт группового самоубийства», эта версия стала основной.

В городе тем временем трагедия обсуждалась всю прошедшую неделю. Добиться какой-либо информации от военных летчиков, живущих в Соколе, не представляется возможным: они не идут на контакт даже со своими бывшими сослуживцами. Складывается впечатление, что руководство части отдало негласный приказ не касаться трагической темы даже в частных беседах. Наиболее часто среди саратовцев ходили разговоры о том, что несчастные старослужащие «знали что-то о нарушениях или даже преступлениях командования военной части, за что с ними и расправились». Разговоры эти, впрочем, не имеют под собой никакой доказательной базы.

Председатель «Союза солдатских матерей Саратовской области», член центрального политсовета партии «Единая народная партия солдатских матерей» Лидия Свиридова подтвердила нам, что за 13 лет существования Союза из воинской части Сызранского военного авиационного института, дислоцирующейся в Соколе, от солдат не было ни одной жалобы. «Впрочем, это ни о чем не говорит, ребята там служат со всей России и могут просто не знать о существовании нашей организации», – говорит Лидия Свиридова.

ВОЕННАЯ ТАЙНА

Версия военных о самоубийстве срочников базируется на том, что все четверо могли быть замешаны в серьезных преступлениях – у прокуратуры есть подозрения, что, помимо угона в ночь с 6 на 7 апреля автомашины, в тот же день они сильно избили молодого человека, который позже скончался. Но с владельцем автомобиля договориться удалось сразу – после того, как было возбуждено уголовное дело об угоне, родители прислали солдатам по 12 тысяч рублей для возмещения хозяину ущерба и «морального вреда». По делу же об избиении они проходили даже не как подозреваемые и в прокуратуру Ленинского района их вызывали «для выяснения причастности» к этому эпизоду. Так могли ли они добровольно пойти на массовый суицид при обстоятельствах, больше напоминающих ритуальное самоубийство?

Вот мнение главного психиатра Саратовской области, заслуженного врача России Александра Паращенко: «Массовые самоубийства – очень редкое явление, и характерны они, в первую очередь, для религиозных сект нового направления. В России последний наиболее заметный случай был зафиксирован в начале ХХ века, когда последователи одного «мессии» кончали жизнь самозакапыванием. Не так давно волна групповых самоубийств среди молодежи прокатилась по Японии, но там это всегда было культуральным явлением, так же как, например, в Древней Спарте это было модным среди девушек из знатных родов. Для Европы, с господствующим христианством, такая «мода» не характерна, хотя в современных благополучных европейских странах суицид, но не массовый, является второй после несчастных случаев причиной смерти. В России же это не вторая и даже не третья причина».

Лидия Свиридова на наш вопрос, верит ли она в версию о самоубийстве, ответила: «Если бы я хотела спасти репутацию министра обороны, я бы сказала, что не верю, но я ничего не буду говорить до тех пор, пока не будет проведено независимое расследование этой трагедии».

Она, однако, добавила, что многие отставные военные, среди которых есть и генералы, «порядочные люди, помогавшие становлению нашего Союза», очень скептически относятся к версии военной прокуратуры. Г-жа Свиридова так пояснила свою позицию по этому вопросу: если принять версию Минобороны, то получается, что армия окончательно изжила себя как институт, воспитывающий защитников государства. «Говоря о том, что ребята повесились, испугавшись ответственности за совершенные преступления, командование признает, что в армии существуют условия, при которых призывники имеют возможность создавать банды, воровать, грабить и убивать, а не заниматься военной подготовкой», – считает Лидия Свиридова.

ИВАНОВ В ПОЛНОЙ «ЗАСАДЕ»

Не согласиться с Лидией Свиридовой трудно. Военное руководство попало в сложнейшую ситуацию: говорить о доведении до самоубийства дембелей глупо, и, кроме того, это означает фактическое признание процветающих в армии неуставных отношений. А выбрав второй путь и объявив о массовом суициде из-за угрозы уголовной ответственности, военные признали существование в воинских частях благоприятных условий для организации хулиганских и бандитских группировок. Выходит, военное начальство, вплоть до министра обороны Сергея Иванова, действительно могло спасти репутацию лишь заявив во всеуслышание, что «неизвестные негодяи убили их лучших солдат» и пообещав непременно найти и наказать виновных.

Впрочем, в нынешней ситуации, когда солдаты вешаются уже целыми группами, о репутации думать поздно.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 16 (128), 29 апреля – 5 мая 2005 г.