Все меньше зеленых островков на карте губернии, все беднее животный и растительный мир. Что появится на месте черных пней и головешек?

Об этом мы беседуем с деканом биологического факультета СГУ, профессором Геннадием Шляхтиным и с доцентами кафедры морфологии и экологии животных Александром Беляченко и Михаилом Ермохиным.

Геннадий Шляхтин: Тут надо смотреть, какой был пожар. Если низовой, то лес восстановится очень быстро. Дело в том, что травяной ярус – сухая верхушка – сгорает, а корневища на следующий же год снова дадут всходы. Конечно, следы пожаров будут видны два-три года. Но сама система восстановится очень быстро.

Если пожар был верховой – кора на деревьях обгорела на три метра от земли, – ничто не спасет. На гарях что может быть? Пирогенная сукцессия – механизм смены пород деревьев. После пожаров на кострищах образуется много органики, минеральных веществ, поскольку они высвободились от сгорания биомассы. С соседних территорий начнется инвазия различных семян луговых трав. Ниша стала экологически свободной, и те растения, которые раньше там не могли прижиться, теперь закрепятся. С лесами сложнее. Конечно, если остались обгоревшие деревья, то от них в любом случае должна пойти поросль. Но только от лиственных – от хвойных пород не пойдет, сами по себе они не восстановятся. Так что говорить о самовосстановлении ценных пород, утраченных во время пожаров, не приходится. Не исключено, что очень сильно нарушенные места будет рекомендовано превратить в пашни. Раньше, кстати, огнем очищали от леса земли для посевов хлеба.

Идеальный вариант – корчевать пни и сажать новые деревья. Лесоводы должны продумать, где сажать сосну, где липу, где дубы. В нашей зоне чаще всего на гарях вырастают осинники – быстрорастущие, очень густые, но дающие малоценную древесину (осина идет только на спички). К сожалению, сосновые всегда приживаются плохо. На начальном этапе они растут медленно. И на то, чтобы сосна или елка достигла 2-4 метров, понадобится не менее 5-7 лет, а то и больше. Настоящий лес может появиться лишь минимум через 15 – 20 лет.

– Какие заповедные места утрачены?

Г.Ш.: Если говорить о заповедниках, то на территории области их нет. У нас есть национальный Хвалынский парк, заказники. А вообще горело практически везде. Любой крупный массив леса пострадал.

Михаил Ермохин: Наша научная экспедиция летом работала на Медведице. Там в районе Атаевки, Барсучьего, Урицкого были огромные массивы сосняков. Их возраст – 30-40 лет. Этот лес, занимавший сотни квадратных километров, полностью выгорел, там сейчас только кое-где черные остовы деревьев торчат. Пожар был верховой.

– Сообщалось, что в Красноармейском районе сгорели редкие можжевельники…

Александр Беляченко: По официальным данным сгорели. Но наши сткденты были там неделю назад, говорят, что целы. Можжевельнику повезло, он находится в овраге, а в нем – минеральные осыпи. Опока, песчаник, там просто гореть нечему.

– Какой урон пожары нанесли животному миру?

А.Б.: Сейчас потери оценить сложно, будет видно весной. Наверняка крупные животные – косули, кабаны – ждать не стали, ушли. Зайцы, куницы тоже убежали. Мелкие грызуны забиваются в норы и там пережидают. Другое дело, когда они оттуда выйдут – грустно! На километр вокруг – ничего. Чем питаться? Придется уходить. Конечно, какая-то часть популяции погибла в огне. Змеи, амфибии, вроде маленького земноводного – чесночницы, вполне могли сгореть, особенно в пойменных лесах, в прибрежных зонах. Им, бедняжкам, и без пожаров трудно было выживать, ведь в результате засухи многие пойменные озера пересохли. Проблема в том, что такого паводка, чтобы заполнил все озера, не было очень давно, с 2003 года.

– Птицы бросают гнезда и птенцов во время пожара?

А.Б.: Сама-то птица, конечно, улетит. Кладка погибнет, если пожар произошел в период гнездования. Ну а если это период, когда птенцы уже взрослые, встали на крыло, – они просто разлетаются. Пожары пришлись на вторую половину июня – август. В это время птенцы уже могли покинуть гнезда. Другое дело – места обитания уже нет. Вот это беда большая. Птицам уже негде гнездиться. Они же очень консервативны, прилетают из года в год на один и тот же кустик. Среда восстановится очень нескоро, кустарник появится лишь через 3-4 года.

– Что произойдет с экосистемой? Мыши размножатся? Приползут из пустыни змеи, скорпионы?

А.Б.: Засуха плохо действует на многие группы организмов. Те, кто у нас живет традиционно, привыкли совсем к другому климату. Изменения происходят.

Из-за засухи уже который год нет комаров на поймах Медведицы, Хопра. Временные водоемы пересыхают очень рано, личинки не успевают развиться, вот и нет комаров. А это приводит к обеднению кормовой базы птиц, земноводных.

Что касается миграции обитателей пустынь, то, во-первых, это происходит не так быстро. Во-вторых, для них важно не только жаркое лето, но и зимние условия. Ограничивающим фактором распространения рептилий и амфибий на север часто оказываются условия зимы. У нас зимы более морозные, чем, скажем, в Калмыкии. И большинство видов здесь просто вымерзает.

М.Е.: Но все же есть случаи, когда и в наших краях обосновываются «южане». У нас в Саратове уже стало обычным делом встречать многоножек – мухоловок. Она и в квартирах живет – небольшая, тело длиной три сантиметра, конечности в размахе – до пяти. Это членистоногое, которое относится к отдельному классу многоножки – Scutigera coleoptrata. Мухоловка – безобидная, неопасная, она бегает по стенам, гоняется за мухами. У нее замечательное зрение – на расстоянии 40 сантиметров видит муху. Ее родина – Черноморское побережье Кавказа, Крым. Насекомое появилось у нас, наверное, лет 15 назад. Для человека мухоловка не опасна.

Г.Ш.: Миграции происходят и в животном мире. Вот у нас кабаны пришли с юга, с Каспия. Дошли до наших лесных массивов, оставили популяцию, двинулись дальше на север. Шакал давно живет – в Заволжье, в Ровенском районе. Причем не просто забегающий «в гости» из казахских степей, а свой, оседлый, размножающийся.

– А куда лоси у нас подевались? Жили ведь на Кумысной поляне.

А.Б.: Выбили… А вообще лось у нас пока есть. Но вот я помню прекрасно, что в детстве мы лосей действительно встречали на Кумысной поляне…

М.Е.: Я хотел бы дать несколько исторических справок по поводу связи пожаров и погодных условий. Дело в том, что на Европейской части России за последние 100 лет наблюдалось три периода аномальной засухи, царившей не по одному году подряд. Это привело к тому, что водная территория очень изменилась, обмелела, поэтому создались пожароопасные условия. Такие события произошли в 1930-х годах – два года подряд была засуха, то и дело вспыхивали лесные пожары. В 1970-х годах два лета подряд были засушливыми, в 1972-м году тоже сильно горели леса. Жары, аналогичной нынешней, не было никогда. Лето-2010 – это третий засушливый год. Такого, чтобы три года подряд была засуха, еще не было. Поэтому масштабы пожаров беспрецедентны.

– Неужели ничего нельзя сделать для защиты лесов?

Г.Ш.: Почему нельзя? Надо заниматься профилактикой пожаров. В последней четверти XX – начале XXI века финансирование лесного хозяйства было совершенно недостаточным. Прошли массовые сокращения людей, мало закупалось техники. В результате те мероприятия, которые могли бы предотвратить пожары, просто не проводились. Лет 15-20 не велась опашка лесных массивов.

М.Е.: В тех местах, где я работаю, полосы опашки вокруг квадрата леса заросли травой, сформировалась плотная дерновина, выросли кустарники и даже деревья. Конечно, так не везде, кое-где есть и опаханные лесные массивы. Кстати, многие из них сохранились. Там, где по правилам опашка возобновляется хотя бы два раза в год, она действительно защищает лес. Эта работа не требует чрезмерных затрат, а ущерб, нанесенный природным богатствам, куда ощутимее.

– Можно ли возродить леса? И как это сделать? Что посоветуют ученые?

Г.Ш.: Произошло глобальное вмешательство в природные экосистемы – это ещё долго будет отражаться и на сельском хозяйстве, и на животном, и на растительном мире. Природа рано или поздно восстановит утраченное, хотя произойдет это, безусловно, в другом виде. Задача – возобновление леса, надо помочь природе справиться с бедой. Это может на несколько лет ускорить процесс восстановления.

Многие пожары идут в основном от дорог – из машин летят окурки в траву, с них часто начинается пожар. А была бы полоса опашки, огонь не перекинулся бы дальше, в лес.

В степях, где горела трава, видно, что, дойдя до полосы дороги, пожар останавливается. На самом деле ничего хитрого нет, надо поддерживать эти простые мероприятия, не столь дорогие по сравнению с нанесенным ущербом.

Нужно правильно делать посадки – чередовать хвойные деревья с лиственными, которые менее подвержены возгоранию, чем, скажем, сосна, которая вспыхивает мгновенно. И сажать надо ровно столько, сколько есть финансовых возможностей для их обслуживания.

Все это, конечно, для лесников не новость. Проблема не в том, что лесники чего-то не знают. Нужны люди, техника, финансирование. Посадить-то мы посадим, а вот что дальне?.. Люди – главное. Надо восстанавливать лесное хозяйство.