На одной из выставок наукоемких технологий «Идеи XXI века», в Москве, нашего земляка, саратовца Олега Манаева, назвали «русским Эдисоном». На Брюссельской выставке его станок пытались купить представители деловых кругов Бельгии, Германии, Италии, Англии. И вряд ли кто мог предположить тогда и сегодня, что уникальный мастер – бывший неисправимый «двоечник», а весь его образовательный багаж – это семь школьных «коридоров».

На часах – неправильное время

Нынешним летом в Москве вышло очередное издание книги «Диво», которая считается отечественным аналогом книги Гиннеса. Саратовскому «станочному гению» Олегу Манаеву в ней посвящена целая страница. Когда я позвонила редактору книги «Диво», чтобы узнать адрес Манаева, услышала: «Потрясающий у вас живет изобретатель, покорил Европу. Но в родном отечестве, похоже, никому до собственных умельцев дела нет. Горькое время забвения переживает он сейчас. Если заинтересовал – помогите ему». Так я и оказалась на глухой окраине Заводского района, на заросшей крапивой улице Фурманова, в доме номер 26.

…Скромный кирпичный дом с разнокалиберными надстройками. На стук в калитку вышла хозяйка в выцветшем ситцевом халате Нина Александровна. Опасливо осмотрелась, не торопясь открывать: «Может, гостья из коммунальных служб?». Потом я узнала: страх всегда при ней. Манаевы в последние годы вынуждены жить в долгах.

А в доме я ахнула: настоящий заводской цех на месте горницы! С каменным полом, с широкими окнами и станками в два ряда. Под самым потолком – электронные часы производства завода «Тантал», в советские времена такие висели в Саратове на каждой проходной. Сейчас часы у Манаевых сбились, показывают неправильное время. Зато комнатка с кульманом и рационально развешанным инструментом распахнута настежь. И, словно незначительное дополнение к заводскому царству станков и металла – несколько узких, как пенал, комнаток для жизни, расположившихся на втором этаже.

– А куда денешься с его талантом? – простодушно говорит Нина Александровна. Она добрая и полная. – Для него станки – смысл существования, без них он жить не может. Тут уж ничего не поделаешь. Спим под грохот станков. И борщи тут варю, и стружку подметаю, и железки вместе с ним всю жизнь таскаю… Талант человека, говорят, одновременно и его рок, – улыбается она.

Зачем Лужков присылал «Газель» в Саратов?

С Олегом Николаевичем мы сидим на крохотной веранде – после ужасного летнего зноя сентябрьский ветер свеж. Мощные деревья грецкого ореха, заполонившие весь приусадебный участок, шелестят листвой. «Это память с родины», – кивнул Олег Николаевич на орех, смоля одну «Приму» за другой. Кубанский казак, он до армии жил в одном из краснодарских городков. А после армии встретил Нину, и перебрался к ней в Саратов. «Побоялся ее утерять», – объяснил, посмеиваясь в усы.

А потом я посмотрела на знаменитые станки, которые он изобрел и собрал собственными руками в этом домашнем цеху. Все напольные, большие, но есть и настольные. Вот один миниатюрный станочек поблескивает – для сверления форсунок.

– Здесь такое тонкое сверлышко, что вы его без лупы не увидите, – оживился сразу Олег Николаевич. Лупа, кстати, тут же, в станок вмонтирована. – Тридцать тысяч оборотов у него, а у заводских, как правило, 500–600… Производительность труда получается нестандартная. Да у меня все станки нестандартные.

За всю свою жизнь – а Олегу Николаевичу недавно стукнуло шестьдесят – он «выдумал, вычертил и изготовил» 33 станка. А может и больше, не считал. Станки (все они универсальные – для обработки металла и дерева) похожи на заводские, но – «с новизной», с удивительными особенностями. Уникальность их конструкций, как написано в авторских свидетельствах, в том, что при малых габаритах и энергоемкости на них можно обрабатывать как большие, так и мелкие детали высокой сложности и чистоты с точностью до микрона. Причем, практически без шума и пыли. Минимальный шумовой эффект обеспечивается безукоризненным подгоном механизмов. Специальный подгон механизмов делает надежной систему охлаждения и смазки, обеспечивает вертикальную и горизонтальную обработку деталей с их продольно-поперечным перемещением. «Такие токарно-фрезерные станки, шлифовальные, гравировальные, по дереву и металлу могли бы усовершенствовать систему производства крупного завода, и бытового потребителя», – написано в документах.

Большинство его станков служат людям, производству. Один из них, который он назвал «Мастер», в 1990-е годы попал на выставку в Брюсселе. Самому Манаеву туда поехать было не на что. А станок этот вызвал там нешуточный интерес. Читаю документ, который подписал руководитель Нижне-Волжской торгово-промышленной палаты, который возглавлял тогда делегацию. «…Представители деловых кругов, фирм, а также частные лица пожелали приобрести ваш станок для собственных нужд. Особый интерес у специалистов вызвала нетрадиционная компановка и конструкция станка, его высокие технические параметры и многофункциональность, что позволило нам предлагать его для поставок или совместного производства по кооперации. Такие предложения были высказаны рядом фирм из Бельгии, Германию и Италии, представители которых просили дать адрес вашего центра для дальнейшей переписки и конкретных предложений по производству и сбыту. Учитывая особую насыщенность рынка ЕС товарами и первый показ продукции, можно предположить, что станок имеет хорошие перспективы для сбыта в Западной Европе…»

У станка этого было больше ста функций. Его купили москвичи, и на вырученные от продажи деньги Олег Николаевич построил свой домашний «завод».

А дальше… Им заинтересовались знатоки из популярной игры «Что? Где? Когда?», рассказали о саратовском уникуме московскому мэру Лужкову. В 1999 году Лужков прислал на окраину Саратова «Газель», столичные специалисты купили один из станков, идеальный для школьных мастерских. Пригласили на выставку наукоемких технологий «Идеи XXI века», где Манаев был уже героем дня. Сам академик Евгений Велихов изучил его станки и порекомендовал их официально для серийного производства – для малого бизнеса России, например. Даже сроки внедрения были определены.

Манаева пригласили на работу в Москву в Курчатовский институт, на завод космического конструктора Королева.

– Но она не захотела из Саратова уезжать, – кивает изобретатель на супругу.

Творить можно и на коленях

– Как технарь я «раскрутился» с трех лет, – смеется Манаев. – В три года забивал молотком тексы – это гвозди такие, отец разрешал прямо в пол.

Отец был главврачом в больнице, а потом и крупные посты занимал. Олег учился хуже некуда – сплошные двойки. Еле за уши дотянули, чтоб семилетку закончил.

– Отец меня учебой не донимал, – вспоминает сейчас Манаев. – Понял, наверное, что меня не переделаешь, и я с головой ушел в железяки. Он и сам любил руками работать, хорошая мастерская у него была. А в восемь лет я уже в школе свою выставку имел. Маленькие трактора у меня бегали, пушки стреляли, корабли плавали. В 11 лет я смастерил электромоторчик размером с ноготь, «Пчелкой» учителя назвали. На нем я вытачивал шахматные фигурки… Вот с тех пор все сорок лет нашей с Ниной домашней жизни придумываю и изготовляю своими руками всевозможные многофункциональные станки.

Чтобы был хоть какой-то документ об образовании, он закончил ПТУ, стал официально токарем. Но работать пошел… на Увекское кладбище. Там десять лет полдня копал могилы, а затем спешил в свою мастерскую. И ликовал, что на любимое дело у него есть время. Он и теперь работает по 16 часов в день.

– В пять-шесть утра встает, а в двенадцать ночи ложится. Какого здоровья на это хватит? – пожаловалась мне Нина Александровна.

Богатырское здоровье однажды подвело. От тяжестей заболела спина. Хирург, который подправил его позвоночник, строго запретил определенное время даже сидеть. «Ну, и что вы думаете? Он выход нашел: работал на коленях», – говорит жена.

– Идеи рождаются все время! – ликует Манаев. – Один станок делаю, а два-три уже в голове сидят. У меня идей на сто лет хватит.

Один из станков Олег Николаевич изготовил по заказу одного из заводов Маркса. Тут и случился глобальный облом его жизни. Директор того завода ушел в депутаты, «а новый обошел изобретение вниманием», – сетует станочник. Но дело вовсе не в этом. В Саратове на станкостроительном заводе в это же примерно время поставили прилавки вдоль душных цехов, и стали там хозяевами коммерсанты. В промышленности наступило безвременье. Заводы стали никому не интересны.

Пять замечательных станков стоят сейчас у Манаева невостребованными. Высокоточные, с сотнями функций, на которые потрачены годы жизни. При настоящем капитализме, когда предприниматели на лету ловят идеи и готовы баснословно платить за них, лишь бы они приносили прибыль, Манаев давно был бы миллионером. А при нашем инертном предпринимательстве человек, способный озолотить, не востребован со своими идеями. Грустно это. К тому же взращенный при социализме, Олег Николаевич в коммерции беспомощен, может быть, и не сильно подозревает о существовании такой породы людей как менеджеры. Живет-то он в своем, творческом мире.

И все же не сдается. Человек, который с легкостью один может заменить конструкторское бюро завода, старается уловить потребу дня. Может, кому-то и понадобится его работа, его мозги. Недавно гравировальный лобзик сделал. Завидный, говорит. Инструмент врезается на любую глубину, делает рельефную резьбу. За один проход выпиливает оконные наличники.

Или ковроткацкая машинка, держу ее в руках. А она 600 стежков в минуту делает, можно с любой нитью работать. Кодовый дверной замок производства Манаева ни один медвежатник не взломает…

Нина Александровна, как может, борется с нищетой. Покупает мужу от болей в ноге самые дешевые таблетки, да и на семидесятирублевые сосиски мужу деньги выкраивает с трудом. И с надеждой пишет письма то Лужкову, то Велихову, пытается напомнить им о саратовском самородке, которого они так высоко в свое время оценили. Пишет письма… и не отсылает. Знает, если и придут ответы, то они будут пустыми.