«Блоу-ап» означает фотоувеличение или даже, пожалуй, разоблачение. В старом фильме Антониони фотомастер работал со своей моделью в парке. Напечатав и сильно увеличив отснятую фотосессию, фотограф различил в кустах затаившегося киллера.

А вспомнила я про фильм Антониони в связи с недавней премьерой в ТЮЗе. Жанр спектакля по пьесе молодого петербургского драматурга Данилы Привалова «Пять двадцать пять» обозначен самим автором как «депрессивная комедия с хорошим концом». Впрочем, с таким же успехом пьеса могла быть определена и как комедийная драма, экстремальный шарж на действительность. Или гротесковая притча о том, что любовь и кровь не случайно так четко рифмуются.

Спектакль «Пять двадцать пять» счастливо выпадает из каких бы то ни было жанровых рамок. Выпадает, но при этом не рассыпается, не расползается, ибо на удивление крепко сделан. На удивление, потому как это профессиональный дебют – дипломный спектакль выпускника Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства Бориса Павловича.

Спектакль ярок и зрелищен, живописно непричесан и стильно нелогичен – именно в той степени, в какой нелогична наша повседневность. В обычной жизни еще не очень много логики, а вот стихийности, эмоций, фатальности – сколько хочешь.

Музыка – полноценный участник этого спектакля. Bjork, John Zorn, Death in Vegas, Sigur Ross – все это не просто виньетка для театральной картины, а ее, если угодно, фон, пейзаж. Музыкальное плюс пластическое прочтение многих сцен – выше всяких похвал. Чего стоит только одно объяснение между Колей (Руслан Дивлятшин) и Таней (Татьяна Зверева). Он говорит ей, что стал другим, что он умер и пришел к ней оттуда только затем...… А сам толком и не знает, зачем к ней пришел, выспросив себе командировку на землю у Бога и Дьявола. И девушка, слыша подобный бред, сначала усомнилась: ты обкурился, что ли? А потом начала кончиками пальцев, кистями рук, всеми руками сначала пугливо, трепетно, потом жадно, навзрыд узнавать-познавать его тело. Эта целомудренная пантомима оказалась выстроена и сыграна мощно.

Исполнители главных ролей – Дивлятшин и Зверева – и безмолвно, и со словами играют не просто хорошо, а пылко, неистово. Чувствуется, что и текст пьесы, и сам новый живой театральный язык, на котором она разыграна, захватил молодых актеров. И хотя лично меня подчас раздражала перенасыщенность спектакля сленгом и бранными словами, игра актеров искупала все. Что касается Руслана Дивлятшина, то он, начинающий актер, не потерялся в одной из первых сцен спектакля, когда его вовсю «трамбовали» два тюзовских мэтра – А.Карабанов и А.Федоров, сыгравшие Бога и Дьявола. Об этой сцене хотелось бы сказать особо. Двое мужчин в черных костюмах и шляпах выглядели, как шоумены, уставшие от бессмысленности собственной работы. Всезнающие, всеведающие, они разыграли свои актерские партии не просто как стебную пародию на эстетику телевизионных шоу. Нет, в их соло наблюдалась смесь инфернальности, ироничности и горечи. Потому что массовая культура в той или иной степени порабощает всех нас.

Мысль не новая, зато, как и встарь, обнадеживающая: любовь – единственное спасение в этом сумасшедшем мире. Но...… В «Пять двадцать пять» герои погибают.

Откровенно говоря, я ждала, что главный персонаж все-таки выживет. Завяжет с попойками и проклятым героином. Выживет, потому что Бог и Дьявол предоставили ему возможность почувствовать ценность земной любви, земной дружбы. Внушало оптимизм и то обстоятельство, что герой, придя из вечности, предупредил друзей, когда он совершит самоубийство. Будущее, говорят, можно менять, если есть силы для этого. Но уже погибшая ранее подруга в пестрой одежке современной улицы, но при этом в фате с веночком (эдакая Офелия наших дней), кротким шепотом открыла ему: «Прыгай, любимый, смерти нет. Есть вечность». И друг (А.Кузьмин) поднялся на крышу многоэтажки, с которой Коля собрался в свое страшное путешествие, не для того, чтобы удержать его на краю, а только для того, чтобы попрощаться.

Финал обескураживал. Налицо была мрачная эстетика суицида. Если хотите, оказалась пропета-прошептана своеобразная здравица року, культу смерти. Но… у постановки имелся еще один герой – видеоряд, эдакое кино в театре, транслирующееся на специальный экран.

Видео-арт – изюминка и новаторство спектакля. Оператор и видеоинженер Андрей Лапшин отснял и смонтировал стильный видеосюжет, органично завязавшийся с театральным действием, дополнивший и эмоционально укрупнивший его. Видеоряд в финале «Пять двадцать пять» и есть тот самый блоу-ап, разоблачение и укрупнение ужаса смерти. На экране Татьяна и Николай – живые, юные, веселые – бредут по городскому парку, кормят белок с ладони, влюбленно льнут друг к другу. Стоит ли спешить в вечность, даже если смерти нет, когда ты одарен жизнью, молодостью, мечтами и любовью?!

Спектакль неоднозначен. Он вызывает сложные, противоречивые эмоции, подчас раздражает, но главное – вызывает чувства, заставляет задуматься о цене нашей жизни, о том, сколь хрупка она и как легко ее утратить. Спектакль не похож на все то, что делал ранее ТЮЗ, но это, согласитесь, плюс театру, не останавливающемуся, не консервирующемуся в своих пристрастиях, а постоянно ищущему своего зрителя.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 24 (86), 25 июня – 1 июля 2004 г.