Александр Семенович Великанов возвратился в родной Саратов три месяца назад, и сразу с аккордеоном – на проспект. Облюбовал себе место напротив скамейки с бронзовым гармонистом – памятника саратовской гармошке. Получилось даже символично. И запел: «В нашей жизни самое прекрасное не ценою денег покупается…».

Песни у него для публики незнакомые: про любовь к Богу, о дружбе, доброте, прощении. И голос сильный. Поет он душевно и радостно, притопывая, смеясь, как бы возвышаясь над всеми. Да и сам он высоченный, импозантный, седой. Из куртки выглядывает белая рубашка с галстуком. И хоть на улице двадцатиградусный мороз, прохожие, особенно парни и девушки, останавливаются, прислушиваются, бросают на алюминиевый столик, который певец раскладывает у своих ног, «кто сколько может».

Позже, когда мы познакомились с Александром Семеновичем, я спросила, не унижает ли его такой своеобразно красноречивый звон монет.

– Теперь уже нет, – ответил он. – Я не проситель, не нищий, ни в чей кошелек не заглядываю. У меня нет другой сцены, кроме улицы. А это самая хорошая сцена, самый честный заработок. И здесь я, как артист, работаю в полную силу, честно, чистоплотно, несу людям энергетику радости, ликования. Хотя первый раз выйти на улицу было страшно тяжело. После оперного театра, в котором были роли, после выступлений в качестве солиста в филармонии, да и вообще…У меня же консерваторское образование.

…Тому, кто хоть на миг задержался возле него, Александр Семенович протягивает листочек, откатанный на принтере: «Информацию возьмите!». Листки стопкой сложены на столике. «За полгода в режиме тренинга и игры научу пению неуверенных в себе людей любого возраста – от шести до шестидесяти лет и старше, считающих, что у них нет голоса и слуха. Научу пению естественному, легкому, свободному – будь то оперная ария, романс или рок», – написано на листке.

– В противовес так называемому силовому вокалу, которым в консерватории, на мой взгляд, порой калечат студентов (покалечили и меня!), я разработал свою методику постановки голоса, с гарантированным результатом, – пояснил певец. – Отдал этому 25 лет жизни.

Стало понятно: на пешеходном проспекте Александр Семенович ищет еще и учеников.

Бас-баритон был хорошим электриком

Есть в народе поговорка: «Не судьба крестьянскому сыну калачи есть».

– Это про меня, – хмыкает Александр Семенович. Мы сидим с ним в светлой, обставленной с холостяцким аскетизмом комнате, которую он снимает в общежитии семейного типа. У него чистота, пакет молока между оконными рамами. Пьем чай хоть и не с калачами, но с пирогами, которые хозяин купил в соседней кулинарии.

– С самого рождения я был никто и ничто, – говорит певец. – Родился на Севере, в сталинских лагерях, где встретились отец и мать. Отца, кадрового офицера, туда сослали как побывавшего в фашистском плену, а мать – как человека с немецкими корнями. Отбывали там срок сплошь уголовники. Мать была так ослаблена работой на лесоповале, что когда они с отцом надумали регистрировать брак, отец нес ее до конторы пятнадцать километров на руках. Их называли в той тундре «счастье в несчастье».

Александр Семенович вертит в руках справку о том, что он является «жертвой политических репрессий», выданную ему два года назад. Воспользоваться льготами, которые она дает, он пока не сумел.

– С детства и начались у меня по жизни трудности. Не знаю, сталкивался ли кто с такими лишениями на земле! – говорит эмоционально.

…Ему исполнилось шесть лет, когда родителей реабилитировали. В Саратове, который был родиной отца, пришлось жить на самой окраине, на пустыре, в теплушке, затем – на строительных дворах.

– Отец работал на заводе сварщиком, а ночами калымил. Мать и сестра после севера вернулись очень больные, не жильцы, все уходило на их лечение. Еле высчитывали копейки на хлеб и сахар. Был я дитя «врагов народа», общения со сверстниками не предполагалось. Зато много копал, таскал, после восьмого класса работать на завод пошел, учился в вечерней школе. Последствия лагерного воспитания до сих пор, наверное, тащу за собой. Трудно мне приспосабливаться в этом мире.

Израиль Яковлевич Ханин, семье которого родители Александра помогали в те далекие годы ухаживать за дачей, посоветовал пареньку пойти учиться на зубного техника. У Саши были золотые руки. Недаром в армии замещал командира взвода механического батальона, потом обслуживал холодильные установки на монтажном комбинате, работал на железной дороге, ездил с туристическими поездами. «Это был золотой период», – вспоминает Александр Семенович. Ночами работал с холодильными установками, с кондиционерами, а днем с туристами ухитрялся посмотреть мир: Крым, Кавказ, Прибалтику.

Но судьба – дело, видно, неминучее. Ход жизненных событий сложился иначе. Паренек с пустыря оказался в музыкальном училище, затем – в консерватории, на вечернем отделении. «В училище было изумительное отношение ко мне. У меня был достаточно перспективный бас-баритон, к тому же работал там электриком», – говорит Александр Семенович. Учась в консерватории, тоже был электриком, дворником, ночным сторожем. Женился к тому времени, семью надо было кормить. До сих пор «жива» грампластинка с записью голоса Энрико Карузо, которую ему в те годы подарил преподаватель, один из известных солистов оперного театра. «Академику Великанову», – подписал он ее с намеком.

В Германию – вплавь, с мешком для мусора

Это уже с высоты прожитых лет он понял: профессия классического вокалиста оказалась не такой уж кормилицей. Многие талантливые и перспективные люди, заканчивающие консерваторию, после девяти лет фанатичного труда оказывались невостребованными, никому не нужными. Интерес в обществе к музыкально-театральному искусству, к классике, упал. А у самого Александра еще в консерватории начались проблемы. Появились в горле узелки, отеки. Беда грянула в 35 лет, когда он работал солистом в филармонии одного из городов: паралич связок.

Это давно уже замечено: одних удары судьбы сокрушают, а некоторых, сокрушая, еще и – выковывают. Александр Семенович потерял работу, семью, но профессию любимую не сдавал.

– По шесть-восемь часов в день переделывал то, чему обучали в консерватории, отвергнув традиционные методы постановки голоса, – рассказывает он. – За эти годы я почти восстановил голос, вы слышали, пою легко, свободно, органично, на улице, при любом морозе. В дождь только не пою – аккордеон расклеится!..

Судьба забрасывала его в разные города. В Калининграде устроился учителем пения в школу.

– Дети у меня на уроках на головах ходили, кричали невозможно, дурачились, потому что мой принцип такой – учиться петь надо раскованно, в игре, в радости, в движении, – говорит Великанов. – Это не понравилось руководителям кружков. Зачем им моя методика обучения пению, за которой не стоит ни авторитетных экспертиз, ни министерских резолюций? Хотя они и соглашались: результат уже через месяц был потрясающим, дети арии из оперетт с фиоритурами пели. Школу пришлось покинуть.

Там, в Калининграде, и наступил однажды для него день отчаяния. Был мягкий декабрь 1999 года. Вспомнив про свою немецкую кровь, Великанов решил двинуться в Германию. Автостопом через Польшу добрался до границы. А поскольку денег на оформление визы не было, он положил в целлофановый пакет для мусора свой аккордеон и пожитки, чтоб не намокли, и на рассвете перед рождеством переплыл студеный Одер, разделяющий две страны. «Пограничные приборы ночного видения утром бесполезны», – вспоминает с улыбкой.

Уборщица запела арии

…А сейчас и Германия позади – без малого семь лет там прожил.

– Думал, в европейских странах нет воров, но через полтора месяца в Берлине в метро украли чемодан, стоящий недалеко от меня, в нем были аккордеон, документы, диски с записями моей методики, – рассказывает Александр Семенович. – Какой-то парень вскочил с ним в уходящий поезд. Пока искал по соседним станциям, не выбросит ли он ненужные ему документы, забрала меня полиция. Посадили в тюрьму на полгода. Но я объявил голодовку, и только когда потерял двадцать килограммов веса, меня выпустили.

Это было только начало приключений.

И все же Германия показалась раем, выживать в ней было намного легче, чем на родине. Помогали русскоязычные немцы, соотечественники, выходил петь на улицу. «Правда, немцы платят реже, чем в России», – говорит он. Иногда у него появлялась возможность петь «законно», оплатив определенное место. Есть там такая муниципальная услуга. Депортировать власти его не могли: куда без документов, в какую страну? Пока однажды сам не сознался. «Я в Германии верующим стал, не мог уже лгать». Так он снова оказался в России.

…В Берлине именно его «ноу-хау» – методика постановки голоса – помогала ему оставаться человеком, который чего-то стоит в собственных глазах и в глазах других людей. Давала силы и моральное удовлетворение. Вот он ставит в общежитской комнате передо мной ноутбук, включает видеозаписи. И я вижу – простые люди прямо на улицах в сопровождении знакомого мне аккордеона задорно поют: то арию Герцога из оперы «Риголетто», то арию Карамболины из оперетты «Фиалка Монмартра», то дуэт из оперетты «Сильва», то арию Адели из «Летучей мыши». А вот вдруг – русскую песню «Рябинушка».

– Слышите?! – ликует и волнуется Великанов. – Елена, простая уборщица, теперь поет в третьей октаве до ноты «до» в четвертой октаве! В трех-четырех октавах не поют даже выпускники консерватории!..

А этот ролик и вовсе за душу взял. В самом центре Берлина, на площади Александр-плац, стоит перед толпой 63-летняя Нина Терентьевна. У нее гладко зачесанные жидкие волосы, отсутствие нескольких зубов, темно-синий крестьянский плащ. Но она невероятно весело, безбоязненно широко раскрывая рот, поет на всю площадь, с фиоритурами, жалостливую песню: «Миленький ты мой, возьми меня с собой…». В толпе восторженно аплодируют. Мурашки по коже.

– У Нины Терентьевны – уникально тяжелая жизнь, – комментирует Александр Семенович. – Три алкоголика в семье. Но в трудные дни она дала мне бесплатно приют. Вот я ее и отблагодарил – обучил пению, электропроводку в доме сделал. Теперь она и на улице может зарабатывать, – говорит гордо.

Он и в Перми, где оказался у родственников после Германии, организовал музыкальный театр… на улице. Около двадцати человек разных возрастов и «сословий» в театральных костюмах исполняют сцены из оперетт. А среди них в элегантном сером костюме человек с аккордеоном, Александр Семенович Великанов. Это я тоже вижу на мониторе.

– Около трехсот человек прошло через мое обучение, – говорит Александр Семенович. – Я ими жил, но все они были просто любопытными людьми, которые случайно столкнулись со мной на улице. Я почти всегда обучал бесплатно. Поэтому и репетировал только на улице. Но человек так уж устроен: если не платит, то и результатом не дорожит.

– У меня надежды на Саратов, – делится он планами. – Это мой любимый город, с глубокими культурными традициями. Я мечтаю, чтобы у меня здесь появились ученики, для которых пение – не просто забава. Методика бесконечно полезна для людей, обделенных по жизни. Мечтаю создать музыкальный театр в каком-нибудь, например, детдоме или в обществе слепых. Был бы у них интерес. К сожалению, у меня нет ничего – ни помещения, ни оркестра. Есть только желание работать, отдать людям, городу свое умение, которое приобретал четверть века в тяжелых лишениях.

От редакции

У нашего героя есть главное – желание. Ведь именно оно – непременное условие для того, чтобы жизнь постоянно находилась в движении, чтобы становилась в конце концов успешной. Методикой Великанова по понятным причинам вряд ли заинтересуются официальные органы. Но все необычное, идущее вразрез со стандартами, всегда было и будет интересно людям. Вот и один из молодых священнослужителей Саратова как-то подошел к Великанову случайно на проспекте, а сейчас уже больше месяца упорно занимается у него. Он сказал вашему корреспонденту: «С Александром Семеновичем интересно. Он очень искренний, светлый человек, и методика его, по себе сужу, кажется, на самом деле работает!». Первый саратовский ученик, и надеемся, не последний. Ведь Саратов – город поющий!