Сперва случилась метель, затем резко обозначился «плюс». От Аткарска до Кочетовки – тридцать верст, у журналиста «НВ» назначена встреча с руководителем крестьянско-фермерского хозяйства Борисом Пименовым. Все вроде согласовано, один едет, другой ждет, и только аткарские дорожники второй день не торопятся расчищать дороги. Получите тоннель в полмашины, разъезжайтесь по воздуху; под колесами злая колея, а в перспективе, сливаясь со свинцом неба, маячат грязные снежные края.

Двумя днями раньше к Пименову было еще не проехать. Двумя бы днями позже – не проехать уже. Вот-вот грянет распутица. Стало быть, повезло – поспел к черту на кулички, продрался, осатанев и ругаясь, на сельхозпредприятие, которое в списке районных КФХ официально закреплено за нумером 13.

Спасибо тебе за то, что мы у тебя есть…

Оттого-то первый вопрос родился сам собой. Осилив злополучные тридцать км и выбравшись из опостылевшего прокуренного автомобиля, спрашиваю, потный, сходу:

– Это что же, Борис Петрович, выходит, и впрямь – сойдет для сельской местности? Дорог нет, служб нет, власти нет, депутатов – тоже нет. В деревню некому даже трактор послать на расчистку. Как жить тут?

Ситуация. Перед вами – руководитель ведущего аткарского КФХ. Человек, задающий тон в районном агропроме. Специалист, стремящийся к серьезным агрономическим показателям. А разговор, вместо того, чтобы держаться русла урожайности-валовки, скатился к вопросам социальной обеспеченности на селе. Обитатели которого, к слову, нуждаются в благах цивилизации не менее горожан.

– Существует такое утверждение: фермер-де является стержнем деревни, ее центральным движителем, – говорит Борис Петрович. – Страну кормит, статистику регулирует, работу дает. В чем-то, конечно, верно, но чересчур уж масштабно. Без конкретики. Если по делу, то фермер – это единственно реальная сила, которая тут, на месте, не дает деревне сгинуть. Выпал снег. Кто дороги расчистил и поездку в город обеспечил? Нет, не райцентр – местные фермерские хозяйства. Похороны в соседнем селе; кто на кладбище проезд пробил? Фермер. И неважно, что в трубу улетело полтонны дизтоплива. По Кочетовке тянули воду, а как выяснилось, что все надо переделывать – кто взялся? Не городские подрядчики наладили – мы, сами, своими фермерскими силами и деньгами. И так во всем, день за днем. Жизнь не стоит…

Странное дело: Борис Пименов рассказывает, а сам как-то неоднозначно усмехается – видимо, держит в своих словах некий задний, не менее важный смысл. За ответом, впрочем, далеко ходить не надо. С самого 91-го, когда Пименов принял нелегкое решение о переходе на автономное хозяйствование, за ним прочно тянется шлейф человеческой косности, неприязни и даже зависти.

Дорогу чистишь? Но отчего же, почистив вчера, опять не выгнал трактор сегодня? Жадный, знать, фермер, на солярку поскупился!..

Воду провел? А почему, закончив дело, не завел ее еще и в дом, до самого санузла? Ну да, 90 тысяч заплатил, так отвалил бы еще пятьдесят… И пусть сперва воду получили соседи, а потом, в последнюю очередь, она зашла в дом к самому фермеру… А потом Пименов еще и клич бросил, призвал односельчан компенсировать хотя бы часть затрат. Как бы не так, был ответ! И те 19 тысяч рублей, что были собраны некоторыми жителями Кочетовки, похоже, так и будут являть собой единственный общественный взнос в дело всеобщего сельского водоснабжения.

Всех устраивает. Фермер платит, окружающие пользуются. А после, при личных встречах, еще и выговаривают по-дружески: «Ну, так-то, в общем, неплохо, Петрович, что тебя угораздило жить с нами по соседству…»

Новый уклад – семейный подряд

Борис Петрович склонен подходить к вопросу философски. Не вина это человеческая, считает он, а старая заскорузлая беда, истоки которой следует искать в прежнем укладе сельской жизни, тянущемся еще из минувшего века.

– Сами посудите, на протяжении всех годов, что мы работаем в режиме крестьянско-фермерского хозяйства – а грядет девятнадцатая посевная! – в адрес мой и моих близких отовсюду только и слышится: «буржуй», «барин», «кулак» – с таким душком, что навязывался не одному поколению советской эпохи. Стороннему человеку сегодня уже не почувствовать, не осознать, какие мотивы двигали, скажем, моим дедом, который, будучи тем самым кулаком, при НЭПе порубил на щепки уникальную шерстобойную машину, только бы не отдавать ее в колхоз людям, понятия не имеющим, как с ней обращаться. Желающие вставить ума всегда найдутся – увы, не каждый поспешит с поддержкой…

Главная поддержка Бориса Пименова, его стопроцентно безотказный резерв – семья. Супруга Ольга Петровна – тыл, хрестоматийная хранительница очага. В том, что КФХ «Пименов Б.П» выстояло в трудные времена становления и благополучно существует по сию пору, главная заслуга, бесспорно, принадлежит ей. Ольга Петровна бросила работу и посвятила себя домашнему хозяйству: молоко, сметана и творог от своих «рогаток» продавала в Аткарске на рынке и тем, бывало, пополняла крестьянско-фермерскую оборотку. Каково было ей за базарной стойкой, с банками и пакетами, какой стресс накрывал ее, профессионального медика, – об этом может рассказать только она сама.

Младшая дочь Бориса Петровича, Наталья, заканчивает аграрный университет – возможно, полученные знания она применит в отцовском бизнесе. Точно так же, как и двое старших сыновей, Алексей и Сергей, выучившись в СГАУ на агрономов, который год тоже трудятся у себя в хозяйстве. Алексей исполняет функции управляющего, Сергей все больше заведует полевым циклом. Ну а сам глава семьи – это мозг предприятия, политик и стратег.

– В чем-то отец авантюристичен, без этого в бизнес-элиту не пробиться, – Алексей, говоря эти слова, хранит серьезность. – Он, если угодно, спортсмен, лидер, и его пища – это стремление быть заметным, иметь свой, пименовский шаг. Таков его бизнес, он его затеял и выносил. Хотя я могу утверждать, что есть определенные высоты, которые отцом вряд ли были достигнуты, не будь у него нас, сыновей-мужиков. Жизненно необходимо, чтобы люди говорили: такое-то дело в КФХ Бориса Пименова находится под контролем Алексея Пименова…

Так что на круг? В обслуживании агропредприятия находится порядка полутора тысяч гектаров земли, с которых ежегодно снимается урожай. Десять постоянных работников КФХ имеют возможность содержать свои семьи. Разнобой техники, как старой, латаной двадцатилетней, так и новой, с иголочки. Ну и планов, понятно, громадье – осуществление большей их части жестко упирается, по обычаю, в финансы. Тот же кредит – и замахнулся бы на него фермер, да не всякий даст и не всегда. А даст, так на миллион рублей получи два миллиона опасений. Так дожить бы, говорит Пименов, до посевной…

– Условия работы таковы, что мы уже и сеять боимся, и убирать. Но всего больше опасаемся промежутка между уборочной и посевной – главный вопрос, что нам сеять, чем и для кого, до последнего остается без ответа. Вот и двигаемся, вырабатываем какое-никакое тепло, наращиваем КПД на производстве и социалке. Село вымирает: смотрите, молодежи все меньше, хорошего работника не найти, деревенские кладбища разрастаются – моя Кочетовка напоминает результат чьего-то кощунственного эксперимента по ее уничтожению. Детсад ликвидирован, в любой момент может исчезнуть больница – а потом? Иметь детей в таких условиях не захотят мои дети, и тогда, выходит, род Пименовых должен исчезнуть. Так вот, я – против! Не село должно меняться – изменить следует отношение к селу. А вы говорите, для сельской местности сойдет… нет, уже не сойдет…

Димитрий БЕЗЕ