Пришла пора рассказать и о замечательном художнике, ближайшем друге и сподвижнике Валентина Серова Константине Коровине.

Сейчас читатель не увидит в постоянной экспозиции музея его работ, которые располагались в том же зале и на той же стене, что и портрет, и пейзаж кисти Серова. Все они временно отправлены в Третьяковскую галерею на масштабную персональную выставку этого замечательного живописца, чуть запоздало отмечающую его 150-летний юбилей. Полвека назад свою статью, посвященную столетию со дня рождения мастера Александр Каменский не случайно назвал «В мечтах о радости земной», акцентируя яркое, поистине гедонистическое дарование Константина Коровина.

В постоянной экспозиции Радищевского музея представлено четыре работы Константина Алексеевича Коровина (1861-1939). Две из них пришли еще в 1920-е годы из Государственного музейного фонда: сначала в 1924 году поступила картина «Бульвар в Париже» (1912) из серии «Парижские огни», принадлежащая прежде известному чаепромышленнику Д.В. Высоцкому, а затем этюд «Деревня» (1902), происходивший из богатейшей коллекции И.А. Морозова. Оба собирателя жили в Москве. И после долгого перерыва, усилиями музейных сотрудников наша коллекция пополнилась еще двумя работами художника: в 1975 году в музей поступила большая группа полотен отечественных мастеров начала ХХ столетия из Ленинградского собрания выдающегося ученого-онколога М.Ф. Глазунова, в составе которой оказались этюд «Кемь» (1905) и натюрморт «Букет бумажных роз» (1912).

Уже говорилось о том, что в первом из залов отечественного искусства начала ХХ столетия экспонируются живописцы двух художественных группировок – петербургский «Мир искусства» и московский «Союз русских художников».

Ведущим мастером «Союза» был, безусловно, Константин Коровин. Блестящий колорист, он творил искусство светлое и праздничное, радостно прославляющее жизнь. Это мастер, всегда умеющий найти неповторимо-единственное решение, чтобы передать состояние натуры и живой динамики ее постоянного обновления. Верно замечено, что это живописец, «влюбленный в переливы световоздушной среды, обнимающий видимый мир, и готовый за нее сделать то, чего не делает она сама: растворить в вибрации атмосферы природу и существа, без восстановления и остатка».

Коровина часто называют «русским импрессионистом», и акцент не случайно делают на слове «русский». Он близок французским живописцам скорее общим подходом к пейзажной задаче, нежели своей техникой. Связь с национальной художественной традицией оказалась для него более существенной. Он освежил эту традицию и обогатил ее многими колористическими завоеваниями. «Я должен был ваять самое дыхание жизни природы», – таково его неизменное кредо.

«Самое дыхание жизни природы», красота неповторимого мгновения, упоение богатством цветовых отношений при передаче обыденнейшего мотива – главное в коровинской «Деревне». Преднамеренная случайность композиции, подвижный трепетный мазок, непринужденно набрасывающий изгородь, дома, поленницу дров, запряженную лошадь, динамика световых рефлексов – все это дает впечатление «куска жизни», захваченного врасплох глазами живописца. «Вспоминаются впечатления от реальнейшей зрительной скорописи Константина Коровина, совсем не в упрек звучит здесь словечко «скоропись». Впрочем, лучше его расшифровать: быстрое, при этом невероятно «охватное» фиксирование того, что видит глаз художника. А видит он сразу и многое и самое важное. Видит, как бы не отбирая, а целостно, в одно мгновение», – писал Б.В. Асафьев.

Творческий диапазон художника был достаточно широк, наряду с работами, в которых главное темпераментное письмо или бравурная красочность, у него немало холстов сосредоточенно-сдержанных, построенных на скромной, притупленной гамме. Этюд «Кемь» благородством сближенных отношений тускловато-зеленого и серебристо-серого хорошо передает неброскую, с щемящей грустинкой, красоту северной природы. И по характеру восприятия мотива, и по своей стилистике этюд этот перекликается с характерными пейзажами Валентина Серова. В нем такая же скудность выразительных средств, такое же чувство затаенного, но глубокого волнения, которые отличают работы ближайшего соратника и друга. Взаимовлияние этих мастеров творчески обогащало их.

Любопытно впечатление одного из младших современников Константина Коровина о серии его ночных парижских бульваров: «Передать отблески света на блестящей мостовой, игру переливающихся пятен «всех степеней» было не так уж трудно в условиях живописной культуры тех лет, а вот живописью схватить непрерывность мелькания светотеневых переливов и неизбывность городского движения с повсюду пульсирующей жизнью, найти композиционно ритмы и объемы, которые не «стабилизировали» бы пульс, а стимулировали бы жизненный трепет, – это и тогда являлось замыслом не из легких. Но как зато радостно становилось при созерцании картин, преодолевавших инертность свойств самого искусства»! (Б. Асафьев).

Таков и музейный «Бульвар в Париже» (1912.). В эмоционально-цветовой стихии этой картины легко угадывается не только живописный гедонизм Константина Коровина, но и его богатейший опыт театрального декоратора. Ночной Париж увиден и воссоздан им как феерическое зрелище с яркостью рекламных огней, выхватывающих из густеющей тьмы поток беспорядочно снующих горожан, силуэты зданий и зимних оголенных деревьев. Но при всей внешней импрессионистической зыбкости письма, мастер не теряет здесь пластической осязаемости и точной предметности всех форм.

Мастерство Коровина-живописца с особенным блеском раскрылось в его натюрмортах. В них явно преобладают предметы природного происхождения: цветы (чаще всего розы), фрукты, рыбы, вино или же предметы домашнего обихода: мебель, вазы, разнообразная посуда, плетеные корзины. Именно в таких полотнах воплощается мечта художника о концентрированной звучности красочных аккордов, о «цветовых витаминах», оживляющих колористический ансамбль. В музейном «Букете бумажных роз» – точная дозировка цветового напряжения и покоряющий артистизм письма.

Должно быть, совсем не случайно Константин Коровин называл себя постимпрессионистом: при явно декоративном живописном решении, при всем богатстве цветовых рефлексов, которыми обмениваются все изображенные художником вещи, их предметная и конструктивная основа переданы достаточно точно и осязательно. Сразу чувствуется, что розы бумажные: нет в них весомой материи живых цветов, превосходно воссоздана изящная старинная ваза, с росписью фарфорового тулова, золотистыми отблесками подставки на столешнице.

Живописные достижения Константина Коровина органично вытекают из той устремленности к непосредственности и эмоциональности живописного восприятия мотива, которые были заложены его учителями А.К. Саврасовым, В.Д. Поленовым, и развивались его сверстниками и приятелями И.И. Левитаном, В.А. Серовым. А сам он проложил дорогу творческим исканиям русских живописцев следующих поколений.