6 июня исполнилось 100 лет со дня рождения замечательного мастера гравюры Михаила Ивановича Полякова. Ученик великого Фаворского, Поляков большую часть своей жизни посвятил искусству книги.

Одна из гравюр Полякова – автобиографический лист «Воспоминания о Саратове». В нашем городе прошли детство и юность художника. Здесь были первая персональная выставка, а затем и вторая, посмертная. В Радищевском музее самое полное собрание его произведений, и почти все они были подарены автором. В 1926 году он окончил живописное отделение саратовского художественного техникума и поступил в московский ВХУТЕИН на живописный факультет, но со второго курса перешел на графический, где его наставником стал Владимир Фаворский. Он испытал сильнейшее воздействие системы учителя, но не стал эпигоном. К началу 1930-х годов М. Поляков -вполне самостоятельный мастер, способный решать сложнейшие задачи конструирования и иллюстрирования книги.

Среди ранних его работ иллюстрации к книгам Гоголя, Гюго, Пушкина, Тынянова и ряда других. Любопытно, что Тынянов, считавший, что иллюстрации только вредят тексту, доброжелательно отнесся к поляковским гравюрам: они передавали экспрессию текста, его обобщенную суть.

В эти же годы он оформил книгу Генриха Гейне «Германия. Зимняя сказка». Поэма пропитана презрением к строю жизни, в которой воскресают кошмарные призраки средневековья, где царит атмосфера самодовольной тупости, принудительной восторженности, агрессивного шовинизма. Вершиной довоенной книжной графики Полякова стало оформление издания романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери». Историческая эрудиция и художественное чутье мастера помогли ему решить сложнейшее согласование времен – времени, изображенного в романе, времени его создания и времени его иллюстрирования.

Художник сохраняет свою приверженность к литературной классике и в послевоенные годы. К 1948 году им был подготовлен альбом иллюстраций к произведениям А.С. Пушкина. Более убедительного постижения образа Бориса Годунова не дал впоследствии в своей иллюстрации к «Борису Годунову» и сам Фаворский.

В своем графическом прочтении книги художник всегда стремился сберечь ее эмоциональный строй и духовный смысл. Он предельно усиливает роль всего книжного декора: буквицы, эпиграфы, заставки, виньетки, концовки у него всегда содержательны. Это не просто элементы книжного убранства, но изобразительные реплики, сопровождающие писательское повествование, которые сливаются в единое сквозное повествование, организуя композицию книги в законченный целостный ансамбль. В этом убеждает его работа над «Пиковой дамой» Пушкина, «Фаустом» Гете, сборником «Поздняя греческая проза». Продуманность и смысловая обоснованность каждого элемента книжного убранства способствует прочтению, которое соответствует и букве, и духу текста.

Поляков хотел быть настоящим конструктором книги. Стремясь к выразительности самой книжной формы и не всегда имея такую возможность в издательствах, он создает уникальные книжечки одного единственного стихотворения. Чаще всего это стихотворения Пушкина или Франсуа Вийона, но встречаются и другие авторы, к примеру, он задолго до первой публикации оформил и рукописно «издал» еще в 1967 году «Реквием» Анны Ахматовой. В этих замечательных книжечках ощутима забота о страстном библиофиле, о настоящем ценителе культурно сработанной книги.

О книголюбах рассказывает мастер и в своих экслибрисах, которых он создал около 30. В них всегда что-то происходит: венецианцы в плащах фехтуют на фоне дворца Дожей, древний парусник взлетает на гребень могучей волны, парящая муза увенчивает голову валяющегося в траве поэта, аисты лепят гнездо на развалинах триумфальной арки, в полном разгаре спектакль итальянской народной комедии. Не отказываясь от традиционной для книжного знака опоры на геральдику и символику, Поляков стремится к простым и легко читаемым решениям. Его образы внутренне ассоциативны: метафора, намек заменяют обстоятельное повествование.

Портретная задача интересно решается художником в серии его станковых гравюр, посвященных великим композиторам. Поляков как бы перелагает звучание музыки на язык зрительных образов, передавая и трагедийную патетику Бетховена, и сложную ясность Моцарта, и окрыленность Шопена, и мрачноватую экспрессию Рахманинова.

Ассоциативный монтаж Михаил Иванович использовал и в цикле своих «Воспоминаний». Это повествовательные гравюры со множеством персонажей и ситуаций. Временной поток в них как бы дробится, распадается на множество эпизодов, важных прежде всего биографически: отчий дом, пристани пароходства «Кавказ» и «Меркурий», допотопный колесный пароход, старый собор, семинария, шарманщик с обезьянкой и девочкой-танцовщицей, Глебучев овраг, Радищевский музей и классы Боголюбовки, солдаты, идущие на фронт с песней «Пишет, пи-и-шет царь герма-а-нской, пишет ру-у-усскаму царю...», консерватория, сцены из «Пиковой дамы» и «Риголетто», концерт певицы Зои Лодий, красногвардейский патруль на улицах Саратова и лихо отплясывающие анархисты, студенты местного ВХУТЕМАСа, изживают наследие академизма, раскрашивая гипсовых «аполлонов» и «венер», они же роют окопы, готовясь отражать наступление деникинцев, уроки акробатики в театральных мастерских и любимый художниками саратовский цирк, вокзал с мешочниками, везущими в столицу соль... И, наконец, окно последней квартиры с видом на Московский университет и стадион «Динамо». Не случайно появляется в этих гравюрах символический значок: песочные часы с крылышками – а время летит, летит... «Эти гравюры родились от неудержимого желания вспомнить о прожитой жизни, которое одолевает каждого человека, подошедшего к известному возрастному рубежу», – писал Михаил Иванович. «Воспоминания» – это мемуары, рассказанные с помощью штихеля.

В одном из своих писем, отвечая на заданные вопросы, Михаил Иванович Поляков четко изложил свое творческое кредо: «Незыблемые принципы? – Не лгать в искусстве, не думать о моментах текущих. Излюбленные приемы иллюстрирования? – Собственно, приемов нет. Приемы тоже ведь «от лукавого», а есть прочтение текста, ответ на него, иногда сопутствие тексту, добавление к тексту, по поводу текста».

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 22(37), 20-26 июня 2003 г.