Вместе с женой – известной актрисой Мод Митчелл (она тогда только что приехала из Нью-Йорка с очередной наградой за лучшее исполнение женской роли) в 2009 году они участвовали в работе Приволжского театрального форума СТД России в Нижнем Новгороде, где давали мастер-класс. Директор ТЮЗа Валерий Райков пригласил тогда именитых гостей в Саратов, где они тоже провели тренинг с актерами. И вот – второй визит Ли Бруера, двойная российская премьера в ТЮЗе: первая постановка господина Бруера в России, первая постановка у нас пьесы Шепарда, которая не только никогда не шла на российской сцене, но и переведена еще не была. Осуществляется этот проект в рамках программы сотрудничества, разработанной Президентской двусторонней комиссией, созданной 6 июля 2009 года президентами Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой. Большую финансовую поддержку проекту оказывает и правительство области.

Ли Бруер считает, что российская актерская школа очень близка к тому, чему он учился сам:

– Вы, наверное, знаете, что в США популярен метод Станиславского. Хотя американские режиссеры все время пытаются его переработать и адаптировать. Но основная идея та же: мотивационная игра и «я» в предполагаемых обстоятельствах. Не секрет, что в США большой интерес вызвала и теория Мейерхольда. То, что я предлагаю, это совмещение методов Станиславского и Мейерхольда, как бы балансирование между ними. Тот же стиль – в решении спектакля «Проклятье голодающего класса». Я более чем доволен работой с актерами театра, которые у меня заняты, мы прекрасно понимаем друг друга. Художник спектакля, который мы ставим, Ефим Капелюш, сказал, что это «очень-очень русская пьеса». Только действие ее происходит на ферме в Калифорнии.

Сэм Шепард – из последних крупных современных американских драматургов. Дружу с ним уже много лет, но никогда еще не ставил его драматургию. Есть у него пьеса «Погребенный ребенок», за которую он получил Пулитцеровскую премию. Но критики считают, что «Проклятье голодающего класса» более удачная, просто она позже вышла. Это совершенно современная пьеса о классе людей, которых можно назвать «американские крестьяне». Их мало волнуют такие вещи, как лазерная эпиляция, солярий, фитнес. Кроме того, что герои бедны, они находятся в постоянном страхе: отец семьи – законченный алкоголик, он очень жесток. Это пьеса о том, как общество заставляет людей бросать свое исконное занятие фермерством. Они опускаются ниже, еще, еще – до абсолютных лузеров.

Название пьесы содержит метафору – это не только голод по отношению к еде. Голод по уважению, неудовлетворенное желание быть членом общества. Вот о чем они голодают. И в то же время там много смешных моментов. У Шепарда божественный стиль, очень живой, в стиле рок-н-ролла. Его чувство юмора основано на гротеске. Оно напоминает иронию Гоголя. Шепард рад, что я ставлю эту пьесу, желает нам удачи.

…На репетиции режиссер – живой, черноглазый, в неизменной вязаной шапочке – сам потрясающе двигается по сцене, с непередаваемой грацией, в ритме рок-н-ролла. Но показывая, Бруер требует от актеров не копировать себя, а импровизировать в рамках заданного жанра.

Естественно, я спросила мэтра, почему свою первую российскую премьеру он осуществляет в Саратове.

– Это было первое русское приглашение, – ответил он. – Всегда есть проблема финансов. Поэтому гораздо разумней делать то, что входит в планы американского правительства. Я был заинтересован поставить в России именно американского драматурга. Здесь замечательные актеры. Дополняем труппу профессионалами из других городов. Художник-постановщик и дизайнер по костюмам из Петербурга. Мой сын делает музыкальное оформление, он сейчас в Португалии. Москва тоже скоро увидит эту постановку – на гастролях. Иногда лучше работать в провинции, не торопясь, тем более когда приходится преодолевать языковой барьер. Я верю в развитие: для серьезной постановки нужно время, людям нужна концентрация. Здесь они меньше отвлекаются, чем в столице. В Америке я тоже сначала ставлю спектакли в пригородах, а потом уже везу их в Нью-Йорк.

– Почему у вас некоторые мизансцены актеры сами ставят?

– Актеры у меня всегда много импровизируют. Если они не будут импровизировать, они не смогут сделать материал своим собственным, пропустить его через себя. Я не хочу приказывать – пусть будут вещи, которые они откроют сами для себя.

– Вы работали с великим Гротовским. Понятно, что у вас свои стиль и метод. Но что вы взяли из опыта работы с этим мастером?

…Вообще-то я имела в виду прием Гротовского вовлекать зрителя в действо, делать его соучастником спектакля. Но языковый барьер не позволил мне более точно сформулировать вопрос. И наш американский «Станиславский + Мейерхольд» начал взволнованно объяснять, что Гротовский был замечательным учителем, но повторить Гротовского в принципе невозможно. К тому же он был католик, и очень набожный. Ли Бруер больше склоняется к комедийному жанру, к тому же он живет в стране черных и белых, в стране музыкантов. И тут же выдал парадокс: «Теория Гротовского имеет большое значение для моего театра. Но она требует, чтобы мой метод не имел к ней никакого отношения».

– Заметно даже по отдельным сценам, что музыка в спектакле полноправный партнер. Как она подбиралась?

– Есть несколько записей Пресли в пародийном ключе, но в основном звучит оригинальная музыка, написанная композитором, который оказался моим сыном, – пошутил Ли. – Автор пьесы очень уважаемый представитель авангардной культуры, иногда он эпатирует, шокирует людей. Это черный юмор, напоминающий обычный американский вестерн, в стиле рок-н-ролльных групп. Отсюда такая музыка и пластика, – констатировал Ли.

В премьере ТЮЗа два состава, что сейчас бывает не часто, а девочку Эмму играют аж три актрисы. Я спросила режиссера, чем это вызвано. Он рассказал, что в американских театрах тоже есть второй состав, но он не главный, а «страховочный». В российском же репертуарном театре это нужно, чтобы побольше народу было занято. Третья Эмма появилась в спектакле, когда Ли Бруер увидел нашу Анастасию Бескровную, совершенно «отдельную» актрису. Напоследок американский гость сообщил, что он вовсе не «тиран», хотя и уверен, что в театре порой надо наводить порядок. Когда он распекает «звуковиков» – им попадает за всех сразу.

Вместо эпилога

В энциклопедии творчество этого выдающегося режиссера охарактеризовано одной фразой: его работы никогда не повторяются. Мы смогли убедиться в этом на спектакле. Замечательно парадоксальный, ироничный текст, великолепно донесенный актерами. Ловушки для зрителя – на каждом шагу. Например, в виде большого, грязного, вечно пустого холодильника. В нем прятались герои или отдыхали. А он светился и работал, как старая верная кляча, в финале же взял и поехал, как живая шляпа. И настоящий кран, который вечно забывают закрыть. И ванна, в которой не столько моются, сколько проваливаются под сцену. И зеркало, которое вовсе не зеркало, а экран. Лицо героя оно приближает и увеличивает, отражая заодно его «dreams» о красивой богатой жизни, очень похожей на рекламные ролики.

В спектакле много юмора, сюжетных ходов, трюков, танцев. Много хитов и пародий на них. Но драматизм нарастает, и если стиляга с начесанным коком 60-х годов (Артем Кузин) еще смешон, а Эллис в прикиде гота жутковат (Андрей Быков), то Слейтер и Эмерсон (Алексей Кривега и Владимир Конев) по-настоящему страшны. Они все приходят незваными и хотят отобрать дом. Но террористы куда опаснее бандитов. В голове у них точно что-то переклинивает, когда они фотографируются на фоне «свежих жертв». В пьесе взрыватели машины были доморощенные. Все там случилось за сценой, где и «слышен огромный взрыв, ослепительная вспышка, затем тишина». Ли Бруер провокационно взрывает машину прямо перед нами.

Смех и печаль рядом у Шепарда, у Буера и у нас. Спектакль имеет послевкусие, о нем хочется, не торопясь, думать.