– О чем бы Вы попросили золотую рыбку?

– Чтобы сын был всегда здоров, чтобы близкие мне люди не болели. Всё.

– Я читала одно из давних интервью с Вами в «Общественном мнении». Вы там однозначно характеризуете себя как идеальный семьянин. Что для идеального семьянина измена – флирт, поцелуй, нечто большее?

– Ну, знаете ли... жене я, может, и взгляда не прощу, а себе... кто знает, может, когда-нибудь я и буду сожалеть о своей верности ей. Когда-нибудь, но не сейчас. Я не мастер афоризмов. Что такое измена, что такое любовь? Некоторые вещи, на мой взгляд, даже непозволительно обсуждать вслух. Что-то исчезает от этого обдумывания, испаряется навсегда. Пусть все будет как оно есть. Без аналитики. Единственное, в чем я твердо убежден, что для любви, как это ни парадоксально, целебны и полезны разлуки. Мне приходилось, когда я ездил в командировки за границу, довольно долго жить одному, без жены. Однако чувств разлука не притупила, а напротив, обострила.

– Народная молва приписывает Вам качества холодного, жесткого человека. Вы действительно такой?

– Я не знаю, почему сложилось такое мнение, и могу быть застенчивым, даже способен краснеть.

– С кем из литературных героев Вы смогли бы себя ассоциировать?

– Моя учительница литературы в свое время сравнила меня с Печориным. Взгляд, мол, у меня такой же затуманенно-печальный.

– Вы нравитесь себе внешне?

– Раньше, в юности – да, сейчас нет.

– Вы талантливый человек?

– Вопрос поставлен неправильно, надо было спросить: «Вы гениальны?»

– Хорошо. Вы гений?

– К сожалению, нет. И уже вряд ли им стану. Но я, безусловно, хорошо образован.

– Вам легко общаться с людьми?

– Вся моя нынешняя работа – это сплошное общение. И без ложной скромности могу заявить, что в контактах с людьми я высокопрофессионален, хотя отнюдь не последователь какой-нибудь методы нейро-лингвистического программирования или прочих психологических разработок. У меня есть собственная модель поведения. Сбить собеседника с толку и перехватить управление беседой.

– А случалось, что сбивали с толку Вас?

– В последнее время такого не припомню.

– Вам не скучно от этого?

– А почему я должен скучать?

– Потому что интеллектуальный поединок хорош только с сильным противником.

– Мы противников не выбираем. Работаем с тем, что есть. У нас тут, в конце концов, не брейн-ринг.

– С кем Вам легче общаться – с мужчиной или с женщиной?

– С друзьями. Когда беседую на работе с женщиной, очищаю общение от элемента флирта и, стало быть, это превращается в общение без половых оттенков.

– Как скучно Вы выражаетесь.

– Скорее академично.

– Предположим, что надо определить кандидатуру на одно престижное место. Оба соискателя высокопрофессиональные и порядочные люди. Но один мужчина, а другая женщина. На ком Вы остановите свой выбор и почему?

– Естественно, на мужчине. С мужчинами легче общаться, не надо думать о собственной ненормативной лексике, не надо себя контролировать. Подобное утомляет.

– Вы эгоист?

– Жена иногда называет меня и так.

– Вас оскорбляли в жизни?

– Случалось. Анализируя прожитое, прихожу к выводу, что сам ставил себя в ситуации, когда меня можно было оскорбить. А сейчас от меня исходит достаточно агрессивная энергия. Цветы в вазах при моем появлении вянут. И люди чувствуют, что не то что оскорбить, даже как-то задеть меня – весьма проблематично.

– Вы независимый человек?

– Все решения я принимаю самолично, отвечаю за собственные поступки.

– Один из небезызвестных в городе людей на страницах «Новых времен» назвал Вас гроссмейстером интриги. Как Вы могли бы прокомментировать подобное заявление?

– Этот неосмотрительный человек за свое высказывание уже поплатился. И еще долго будет платить (улыбается. – С.М.). Главная интрига моей работы состоит в том, что реальных новостей, будоражащих общественное сознание людей, происходит не очень много. А они жизненно необходимы. Приходится их создавать. Циркуляция информации о новых назначениях в политтусовке области – тоже наш хлеб. Какие-то вещи мы предсказываем, какие-то прогнозируем, какие-то придумываем, а они вдруг превращаются в правду. Высказывания должностных лиц нашей области – вообще отдельная тема.

– Что Вас шокирует?

– Не знаю... Глупость раздражает. А шокировать способны даже собственные новости. Иногда переберешь с мрачной информацией в одном выпуске и думаешь: ё-мое, повеситься от такой чернухи можно. Нашему губернатору, правда, такие мысли в голову, видимо, не приходят.

– А бывают из саратовского правительства разгневанные звонки, есть табуированные темы, за посягательства на которые Вам доставалось?

– По первости, случалось, звонили, но орать на себя я отучил. Решительно. Теперь что ни показывай, звонить вряд ли будут. Но и меры по улучшению ситуации практически не принимаются.

– Что Вас удручает в сегодняшней жизни больше всего?

– Безнадежность. Знаете, я люблю Саратов. Могу проехать и пройти по нему с закрытыми глазами. Но тем не менее меня не оставляет чувство, что не сегодня, так завтра наш город рухнет. Развалится. Причем даже не в фигуральном, а в прямом значении этого слова. Вы посмотрите, что делается. Новостройки, в отличие от былых времен, уже самими строителями создаются с ненавистью. Наши общественные туалеты – это какой-то геноцид по отношению к собственному народу. А школы? Кабинеты в них до сих пор красят какими-то немыслимыми коричневыми и синими красками. О больницах я уж не говорю. Это просто запредел. Меня вообще убивает то, что все больше и больше наших людей люто ненавидят свою страну.

– Может быть, все-таки государство, а не страну?

– Я склонен считать, что все же Отечество, а не государство. Увы, но это так. В деревнях старушки-божьи одуванчики профессионально мастерят дикое пойло: в самогон добавляют димедрол, чтобы лучше забирало. Я понимаю, что подобное делается от нищеты, но все равно жутко как-то. Они же собственных внуков, собственных детей травят.

– Мы заговорили с Вами о государстве, и я припомнила некоторые «шедевральные» высказывания наших государственных мужей. Станислав Говорухин заявил однажды: «Я был кинорежиссером, я был мужчиной, я стал депутатом». Как Вам подобное?

– Ну что тут скажешь? Наша беда, видимо, в том, что у нас нет касты политиков. Нет парламентской культуры, традиции. Кто-то видит в депутатстве спасение от уголовного преследования, кого-то сильно попросили пойти во власть. Меня поражают политические притязания людей с солидными состояниями. Но уж им-то зачем во власть идти?! Есть большие деньги – так купи себе депутата, который будет представлять твои интересы. Мало одного – купи двух. Или трех. И живи себе спокойненько. Но самому-то зачем в политику лезть? Ситуация же до абсурда доходит. Жил себе человек тихо-мирно до 60 лет, а потом ему в голову брякнулась мысль, что он может стать политиком. С какого перепуга? К политической карьере надо себя лет с двадцати начинать готовить.

– Обычно в кабинетах руководителей Вашего уровня бывают фотографии политиков высшего звена, а у Вас – коровы.

– Хм... (улыбается. – С.М.) А вы напишите, что чем больше я узнаю людей, тем все сильнее люблю коров. Убедительно? Фотографии же политиков у меня в маленьких рамочках. И в зависимости от того, какой собеседник появляется в моем кабинете, такую фотографию я и водружаю на свой стол. Видите, какой пасьянс? (Мой собеседник с очаровательной улыбкой демонстрирует целую кучу фото себя, любимого, с известными в стране людьми из разных политических «обойм». – С.М.)

– Никогда не ошибаетесь с расстановкой фотографий?

– Обижаете. Как можно? Какой же я тогда профи в сфере общения?

– Фото коров не сигнализируют о том, что вы вегетарианец?

– Не гурман, жизнь не позволила мне им стать, но мясо люблю. Очень жалую морепродукты. Всяческие китайские и тайские супчики. Я не сильно привередлив в еде. Могу довольствоваться макаронами с сосисками. А вообще, я уже вступил в тот возраст, когда думаешь о том, что продукты не должны быть слишком жирными, что они должны нормально и быстро усваиваться организмом.

– Вы заговорили уж как-то слишком пессимистично.

– Я говорю совершенно здраво. Большая часть жизни уже осталась позади. И какие-то вещи в ней недозавершены, не доведены до совершенства. Хотя могли бы быть доведены. Но жизнь не позволила мне этого.

– Жизнь или Вы сами?

– Ну, не знаю... У меня имелись очень неплохие перспективы для научной работы. Выходили статьи, книги. А это, знаете, такое особое, ни с чем не сравнимое счастье. Когда я работал врачом, ко мне приезжали лечиться люди даже из других городов. Я проработал врачом около 20 лет, и вдруг показалось, неужели в моей профессиональной жизни ничего не будет кроме медицинской карьеры? Я словно испугался. Я искал себя. Плюс, конечно, вмешался материальный фактор. Воровать я не желал, а жить на докторские деньги стало невозможно. Вся моя жизнь состоит из определенных этапов, из определенных циклов. Я надеюсь, нет, я уверен, что через какое-то время вернусь в медицину. Я убежден, что чище и благороднее профессии врача просто нет в мире. К сожалению, нечистоплотные люди скомпрометировали ее, загрязнили.

– Вы верите в Бога?

– Нет, я атеист, хотя мой прадедушка священник. Есть вопросы, которые не дают мне покоя. Если Бог существует, то как объяснить смерть невинных младенцев?

– В каком пространстве Вы чувствуете себя максимально комфортно?

– Когда я лежу в своей комнате, а совсем рядом, за дверью, кипит бурная жизнь моих домочадцев – жены и сына. Поразительное ощущение: я среди своих и в то же время – я один. Я существую вполне суверенно.

– Сложно ли руководить творческими людьми?

– Сложно – не то слово! Иногда мне кажется, что это вообще не люди, а какая-то иная форма жизни.

– Вы самолично делаете многие сюжеты – Вам подобное нравится?

– Нет, для меня подготовка сюжетов – ремесло, которое захотел освоить и освоил, но удовольствия мне это не доставляет.

– Кем бы Вы хотели стать в будущей жизни, если таковая была бы Вам подарена?

– Рыбаком. Я нахожу рыбалку восхитительным времяпрепровождением. Такой способ медитации. Что-то живое смотрит на тебя из воды, разве не здорово?

– Значит, Вы хотели бы стать рыбаком, поймать золотую рыбку и не перегружать ее просьбами?

– Именно так.

– О чем я Вас не спросила?

– О том, пью ли я.

– А зачем спрашивать? Вы же ясно дали знать – Вам свойственен отказ от многих земных радостей. Значит, не пьете. Или пьете тайно.

– Тайно не пью, пью мало. Зато много курю и никак не могу бросить.

– Ну должны же у Вас быть какие-то дурные привычки...

С заместителем председателя ГТРК «Саратов» Сергеем УТЦЕМ беседовала Светлана МИКУЛИНА

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 5(67), 6-12 февраля 2004 г.