Вы никогда не задумывались над тем, как ощущает себя творческий человек, изобретатель и генератор идей в паутине чиновничьих резолюций, рекомендаций и деклараций? Сегодня мы предоставим вам возможность это узнать. Собеседник «Новых времен» Геннадий КОЛЕСНИКОВ. Именно благодаря его фантазии, творчеству и архитектурным проектам в Ленинском районе возникли миниатюрные копии саратовских церквушек – и тех, что сохранились, и тех, что, увы, не дожили до наших дней.

– Геннадий Павлович, так как макеты церквей в скверах Саратова в середине девяностых годов вашими силами появились, может быть, не так уж и страшен чиновник? Вам же удалось пробить сопротивление и непонимание?

– Все дело в том, что тогда, в девяностых, ничего пробивать и не потребовалось. Просто руководитель одного из ЖКХ в Ленинском районе Вячеслав Петрович Князев, крепкий такой хозяйственник, умеющий и людям доверять, и с тех, кому доверяет, жестко спрашивать, такое чувство стиля и красоты имел – дай Бог каждому. Я работал в том ЖКХ дизайнером: Князев был убежден, что ландшафт местности надо оформлять профессионально и методично, а не с бухты-барахты. Так моя идея и финансы, находившиеся в его ведении, объединились. Составилась смета, и с группой единомышленников мы создали все эти миниатюрки. Посодействовал нам и тогдашний глава администрации Ленинского района господин Макрушин. Он по-человечески, а не по-чиновничьи отнесся к нашей затее. Уверяю вас: если бы я ходил по чиновничьим кабинетам, церквушки ни за что бы не появились. Потому как чиновник – это не вполне человек. Скорее, что-то типа мутанта, получающего удовольствие от терзаний просителя. Жизненное кредо чиновника по отношению к людям выразительнее всего звучит в следующих словах: «Без меня ты никак, а со мною никуда».

– Чувствуется, что вы хорошо знаете этих «мутантов»...

– Увы, это так! Пару лет назад я пробивал идею спасения на 9-й Дачной уникальных родников. Там вообще заповедные места. Американские реликтовые веймутские сосны, которые в России не растут больше нигде, а на Дачной в небо взмывают. Ложбина редкостной красоты взгляду предстает, и прекрасные родники эти озера и подпитывали, и очищали. Короче, ни дать ни взять Швейцария.

Конечно, в наших не швейцарских условиях этот курорт начал быстро загаживаться. Несколько уникальных сосен стараниями местных туристов сгорели, кругом груды мусора, водоемы погибать начали, все ряской стало затягиваться – короче, тоска зеленая, а не райский уголок. Начал я штурмовать комитет природных ресурсов при правительстве области. Надо, мол, спасать заповедное место, выделите мало-мальскую сумму денег, давайте обустроим его. Эх, и наивный же я был албанец! В какой молох угодил со своими идеями! «А календарный план работы вы нам предоставите?» – спросили у меня. Я изумился, но надо так надо – предоставил. «А в конкурсе с другими соискателями на эту работу вы участвовать будете?» – очередной вопрос чиновников. Тут уж я опешил: какие такие соискатели?! Их нет, я один над этой проблемой бьюсь! «Так найдите еще двух, – последовал ответ. – Согласно существующему закону с вами должны соревноваться еще две организации или два человека. Так что в ваших интересах найти себе конкурентов».

– Бросили вы этим заниматься?

– Бросил. Силы исчерпал. Там я без техники ничего сделать бы не смог. Но иногда улучшать жизнь можно и собственными силами. Например, деревья сажать. Я у собственного дома несколько слив и берез «поселил». Среди цветов, травы, среди красивой, а не бездушной архитектуры человек, я убежден, становится счастливее и добрее. Только чиновники, как явление античеловеческое, по-моему, заинтересованы в чем-то прямо противоположном. Когда я с друзьями-единомышленниками делал миниатюрки церквей, многие мальчишки – от шести до тринадцати лет – подбегали, интересовались, что это за штуки такие интересные мы мастерим. Я в который раз убедился: у детей есть интерес к технике, к железкам, к столярному и токарному делу... Именно в тот период я и загорелся идеей создать фонд поддержки детского творчества. Это ведь неверно, что наших подростков интересуют только дискотеки и пиво. Просто ничего другого им практически не предоставляется. Но если в городе еще есть какие-то кружки, то в селе вообще катастрофа. У меня дача в деревне Смеловка. Выражаясь поэтично, домик в деревне. Только та деревня не молоком и цветами пахнет, а, простите за натурализм, затхлостью, мочой и смертью. Однажды я из окна увидел картину, из-за которой у меня разболелось сердце. Бежит по пыльной раздолбанной дороге стайка голопузых малышей – грязных, замызганных – и тащит за хвост мертвого поросенка. Игра у детей такая. А на дворе, между тем, XXI век, а село Смеловка – это в двух шагах от места приземления Гагарина. Интересно, если бы показать чиновникам тех ребятишек, играющих мертвым поросенком, они стали бы изводить меня с регистрацией детского фонда? Я только одно название для него раз пять предлагал. Это, говорят, слишком просто, другое не заманчиво, третье примитивно. Бумаг подписал уйму. Чиновники – они все равно что тараканы, бумаги страсть как любят. Это их стихия... Ну да ладно, зарегистрировал я после многомесячных хождений фонд, а дальше-то что? Дальше необходимо найти помещение, где с детьми можно было бы заниматься. А помещение это никто не спешит давать. В Ленинском районе есть бездействующие, погубленные подземные переходы. Я со своими ребятами из такого перехода настоящую конфетку сделал бы. Но нет, нам, похоже, проще переход уничтожить (имеется уже такой случай), чем передать его детям. А ведь там легко можно было бы и столярные работы организовать, и поделки всякие мастерить. Подростки получили бы возможность приличным ремеслом овладеть, а не по улицам без толку слоняться. Причем это ремесло не было бы им в тягость, в нудную обязаловку.

– Геннадий Павлович, что вас больше всего удручает в саратовской ситуации?

– Пожалуй, то, что местных чиновников не пронимает практически ничего. Они как жировая прослойка общества, как целлюлит, уродующий тело. Любая критика с них как с гуся вода. Жир... Сквозь него разве пробьешься? После аргументированных критических статей, вроде тех, что в вашей газете, – если по-хорошему, то уходить со своих постов надо. А они ничего, сидят. Я как-то читал, что в Швеции в трудный для страны период чиновников пересадили на велосипеды, а премьер ушел в отставку только потому, что уехал на отдых на служебной машине. У нас подобное воспринимается как фантастика. Стараниями властей наш город становится все более жестоким. Все доброе, светлое создается у нас вопреки. Я вот вспоминал недавно своего доброго знакомого, замечательного скульптора, ныне покойного Георгия Перепечая. Сколько он сделал для Саратова, для городского парка! Какие фигурки вырезал! А жил-то на копейки, на сущие гроши. Вот он ушел – и таких деревянных фигурок больше не будет...

Я смотрю иногда заставки саратовских теленовостей. Показывают только мост и консерваторию. Как будто ничего больше в городе и нет. Отчасти это правда. В Саратове практически не появляется новых стильных мест. А ведь могли бы быть. Недавно я штурмовал мэрию с одной любопытной, на мой взгляд, идеей. Захотелось создать миниатюрные макеты саратовских памятников старины и расположить их, как мне представляется, не где придется, а там, где они были ранее, до своего уничтожения. В Саратове имелся очень красивый железнодорожный вокзал, эффектный собор Святого Климентина, впечатляющий собор Александра Невского. Я загорелся идеей воспроизвести всю эту красоту и, что еще важнее, поместить ее в родную историческую среду.

– Ну и как, чиновники быстро потушили ваше вдохновение?

– К мэру я просто не смог попасть, по-моему, с президентом страны встретиться проще, чем с нашим градоначальником... С вице-мэром Старшовой встречи назначались и переносились такое число раз, что мы тоже так и не увиделись. Вообще, чтобы пробить какую-то идею в Саратове, надо обладать сверхтерпением. К тому же надлежит помнить о том, что у нас не просто много чиновников, у нас еще много враждующих между собой чиновников. И если ты, предположим, обзавелся нужной подписью в мэрии, ты наверняка споткнешься об эту подпись в правительстве и, соответственно, наоборот. Вообще в Саратове выгоднее всего, наверное, жить не высовываясь, ни о чем не мечтая, ничего не желая преобразить и улучшить. Тогда ты не будешь раздражать никого из вышестоящих. Только возникает здравый вопрос: а зачем так жить?! Убежден, что самое опасное – это наша инертность, неуверенность в себе, ощущение того, что за нас уже кто-то все решил. Сколь бы ни было сильно чиновничество – живой, творческий, неравнодушный человек все равно сильнее. И даже если я не могу реализовать какие-то из своих проектов, сегодня-завтра у меня что-то обязательно получится, потому что я люблю Саратов. И он для меня не населенный центр, а город, в котором живут люди, которых я люблю.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 33 (95), 27 августа – 2 сентября 2004 г.