На днях в Саратовском академическом ТЮЗе им. Киселева состоится премьера спектакля по пьесе Теннеси Уильямса «Стеклянный зверинец». Постановщик – режиссер из США Уолтер Шоен.

Американец на саратовской сцене – событие не рядовое. Хотя традиция культурного обмена на сцене ТЮЗа существует. Началась она с итальянца Паоло Ланди, продолжается визитом его коллеги и друга Уолтера Шоена. Театральный мир тесен, язык искусства универсален – если и требует перевода, то только в процессе работы с актерами.

…Уолтер языка не знает, за исключением нескольких слов. При этом его переводчица Маша Стороженко рассказала, что он не только потрясающе играет на гитаре и поет, но и вдохновенно исполняет песню Юрия Визбора «Милая моя» на русском. Во время репетиций в саратовском ТЮЗе перед режиссером не стояла задача купить мебель Италии, ему было важно установить эмоциональный контакт с актерами, создать атмосферу одной семьи. Ведь именно семейные ценности, считает Уолтер, объединяют нас всех, невзирая на разность культур.

В интервью с Уолтером Шоеном не было «трудностей перевода». Режиссер очень корректно дал понять, что о политике и религии общаться в официальной обстановке и с малознакомыми людьми среди американцев не принято, и выразил желание вести разговор о том, что ему ближе всего – о театре.

– Вы поставили все самые известные пьесы Теннеси Уильямса. Его кризисное мироощущение вам близко?

– Чувство уединения, некой изолированности – да. Я всегда себя чувствовал аутсайдером. И поэтому те его пьесы, которые связаны с уединением, изоляцией, духом аутсайдерства, всегда находили отклик в моей душе… В театре режиссер должен быть немного абстрагирован от процесса работы актеров, должен находиться немножечко на расстоянии, чтобы сохранить способность видеть то, что происходит на сцене. Эта черта режиссера – стоять в стороне и наблюдать – распространяется и на окружающий мир. Ведь если вы полностью вовлечены в процесс, никогда не сохраните способность видеть, что происходит.

– Что вы увидели, оказавшись здесь?

– Начну с театра. Приятное чувство страсти у актеров. Не только в отношении к работе, но и в отношении друг к другу во время репетиций. Страсть сохранить традицию, не обидеть друг друга, не задеть… Я хожу по улицам, гуляю, смотрю, как люди что-то обсуждают – одни с важным видом, другие страстно спорят, сколько же стоит килограмм помидоров, – это такое классное отражение жизни. Во всем чувство любви к своему городу. Когда отправляюсь в театр, иду и пою, то от меня все шарахаются. Те, кто меня видят каждый день, уже привыкли и думают: сумасшедший американец. Недавно мы возвращались с Лешей Кривего из консерватории по проспекту. А у нас есть своя игра – я немножко говорю по-русски, он немножко говорит по-английски. И мы каждый раз пытаемся выяснить, сколько же знаем слов, чтобы друг друга понять. И вдруг сзади появились четверо подростков. Они схватили меня за плечи, развернули к себе лицом и спросили: «Вы американец?» Когда я сказал: «Да, я американец», они стали все одновременно разговаривать со мной на английском – хотели попрактиковаться. А еще двое ребят стояли рядом, по-английски не разговаривали, но увидели, что у меня наушники висят и стали выкрикивать названия американских групп…

– «Стеклянный зверинец» – очень печальная драма. Зрителю вы подарите надежду, луч света в темном пространстве пьесы?

– Луч света – очень тоненький. Все великие греческие трагедии рождались именно тогда, когда общество находилось в подвешенном состоянии. Пьесы Шекспира, Чехова тоже появились, когда общество было крайне нестабильно, находилось в стадии определенного развития и даже не могло дать ответ на вопрос, куда же оно развивается. Поэтому очень важно сначала определить для себя, что такое темнота и какой свет вы хотите увидеть в этой темноте. Я все равно считаю, что у пьесы есть все предпосылки быть светлой. Свет – в чувстве и понимании семьи. Это всегда живет внутри нас, всегда остается с тобой, независимо от того, насколько далеко ты находишься.

– В России, тем более в провинции, актерская профессия не приносит материальной стабильности. В Америке статус актера иной?

– То же самое. Заканчивая в Штатах университет и попадая в театр, вы никогда не получите финансовую стабильность. Когда мои друзья заключают контракт на два-три года, они говорят «Господи, как нам повезло!» Если вы работаете в Америке в провинциальном театре, как правило, вам светит контракт на пять недель. Если повезет, то на 10. И все, что вы должны делать потом – это искать другой театр, где получите новый контракт. Такая нестабильность относится и к актерам.

– Получается, что российский репертуарный театр – это мечта для любого режиссера, привыкшего работать на чисто коммерческий успех?

– В Америке не распространена такая система, как в России. Там репертуарный театр – это редкость. Есть два-три режиссера, которые работают на постоянной основе. Я большую часть своей жизни ставлю спектакли по контрактам за четыре-восемь недель. Для меня непривычно, когда в театре актеры, участвующие в постановке, друг друга знают. Когда зритель все равно придет в театр, потому что заинтересован не в конкретной постановке, а в том, что делает и показывает коллектив. Спустя пять дней после того, как я отсюда уеду, у меня будет следующая постановка в Северной Каролине. И всего две недели репетиций. А я там знаком только с двумя из 14 человек творческого состава. Все остальные съедутся из других городов. Когда я узнал, что у меня в Саратове пять недель репетиций, был на седьмом небе от счастья.

– Как же за две недели работы над спектаклем можно успеть вложить в него все, что хочешь сказать?

– Не всегда имеешь возможность сказать то, что хочешь. Иногда просто делаешь выбор. Иногда просто ставишь спектакль и уезжаешь, понимая, что не было возможности поработать над ним. И никакого удовлетворения от такой работы не получаешь. Зато она оплачивает твои счета.

– Как семья, родители восприняли ваш выбор профессии?

– Первой была реакция моего папы. Когда я поступил в университет и решил поменять курс, для этого нужна была папина подпись. Я позвонил и говорю: «Папа, блин, я все решил, я иду учиться на театральный факультет». И такая мертвая тишина в телефоне. А потом ответ: «Не за мой счет»… Я проработал в театре 20 с лишним лет. Когда получил должность в университете в Ричмонде, мой папа прислал мне открытку – поздравил меня с первой работой в жизни. Мне тогда было больше сорока.

Справка «НВ»

Уолтер Шоен окончил Пенсильванский университет. Имеет три ученые степени: в области театра, телевидения и кино. Больше 20 лет работает в различных театрах Америки. Сегодня Шоен – заведующий кафедрой режиссуры Ричмондского университета. Среди спектаклей, поставленных Уолтером Шоеном, – большая часть пьес Тенниси Уильямса, «На дне» Горького, «Три сестры» Чехова, «Записки сумасшедшего» Гоголя. Опыт работы в России – спектакль в Самарском академическом театре драмы «Слай Фокс, или Хитрый лис» по пьесе Ларри Гелбарта.