О дате зарождения рока в СССР рассуждают вот уже полвека. Официальной датой первого рок-концерта в СССР принято считать 12 мая 1962 (Латвия).

Первое подобие российского рок-концерта в Петергофе состоялось в 1963 году, где, смастерив из репродукторов какое-то подобие колонок, молодежь слушала рок. Примерно тогда же в столице Латвии аналогичной деятельностью занялся Пит Андерсен (лидер группы «Архив»). А в Москве Александр Градский начал выступать с группой польских студентов «Тараканы».

Незадолго до этого – в середине 1950-х в Москве, Ленинграде, в нескольких городах с недавним «западным» прошлым – Таллинне, Риге, Львове – появились фланирующие по улицам «стиляги». Вместо широких – невероятно узкие короткие брюки с манжетами, вместо картонной подошвы ботинок фабрики «Красная заря» – «манная каша» больших желтых ботинок; широкие мягкие пиджаки с кокеткой, хлястиками и накладными карманами, очень длинные, ниже пояса, яркие галстуки.

В 1957 на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве, в рамках которого выступали джазмены, поэты-битники, художники-абстракционисты, чьи импровизированные концерты, выступления, выставки проходили порой прямо на улице, состоялось их знакомство с культурой рок-н-ролла, джазом в стиле би-боп, с американскими «битниками», представителями «разбитого поколения» послевоенной Америки.

Американские «битники» разговаривали между собой на «своем» языке, где «битник» было словечком, выражающим массу вещей – «я разбит», «я выпал». Как и «стиляги», «битники» одним своим видом скандализировали благопристойных граждан Америки. Для американских «битников» серьезная угроза обществу виделась в охватившей большинство американцев после Второй мировой войны страсти к приобретательству, благополучной карьере. Нормальному, упорядоченному образу жизни они противопоставляли жизнь «дна», бродяжничество, эротическую свободу, гедонизм. Искали опору в учении дзен-буддизма, в хриплом рок-н-ролле, который в начале 1950-х носился по концертным площадкам, звуча у Элвиса Пресли, в мрачном ерничестве современного джаза — кул, би-поп, в поэзии (Дж. Керуак, А. Гинзберг), тяготеющей к бессюжетности, шокирующей лексике, свободному стиху, импрессионистичности описаний.

В фестивальной Москве, разумеется, еще не имели представления о поэзии Керуака, Ферлингетти, Гинзберга. «Мы много читали – Хемингуэя, Олдингтона, Дос Пассоса, собирали репродукции импрессионистов (об абстрактной живописи тогда даже не слышали). Все это было «не рекомендовано», а потому очень трудно достать… Во время фестиваля смогли убедиться, что наш «стиль», и музыка, и кумиры – все это было дремучим прошлым… – вспоминает саксофонист Алексей Козлов. – Я в те годы начал играть странный, некрасивый би-боп. Рок-н-ролл зазвучал у нас как в записи на самодельные пластинки «на костях» (на рентгеновских снимках), так и в репертуаре немногочисленных джаз-оркестров. Главными факторами первых лет отечественной рок-музыки было полное отсутствие в СССР аппаратуры и инструментов, которые тогда не производились вообще, и полное официальное непризнание рока. Одна за другой следовали публикации в прессе, пытающейся укротить «хулиганство» на ниве музыки: «Рок-н-ролл и реваншисты», «Длинноволосая музыка», «Психологические тайны бит-музыки», «Искусство в лапах бизнеса», «Психоз под музыку», «Рок-звезды и наркотики» и т. п.

Опасливым начальством упорно закрывались стихийно возникающие бит-клубы («Тролли», «Оловянные солдатики» (1967)). Попытки выпуска первых самодельных рок-журналов «Бит-Эхо» (Харьков, 1967) заканчивались изъятиями выпусков.

Отечественные рок-музыканты оказались разъединенными на два потока. Один, наиболее массовый, стал называться ВИА (вокально-инструментальные ансамбли). Другой стал настоящим отечественным доком: «Бразерс», «Сокол», «Красные дьяволята», «Ветры перемен», «Славяне» (москвичи); «Аргонавты», «Фламинго», «Галактика», «Лесные братья» (ленинградцы). Образовывались и промежуточные группы, по сути ВИА, но активно использующие новые электронные музыкальные средства («Земляне», «Динамик»).