Эпоха романтизма не только изменила статус художника по отношению к любой модели, но и открыла немыслимые прежде возможности стать им для выходцев из низших слоев общества. Демократические тенденции этого времени оказали решающее воздействие на характер творчества Василия Андреевича Тропинина (1776-1857) и во многом предопределили неординарную его судьбу.

Родившийся в семье крепостных графа А.Е. Минина, затем став крепостным графа И.И. Моркова, он только в 1823 году, будучи уже зрелым человеком и известным художником, получил вольную, а буквально на следующий год за группу своих полотен был удостоен звания академика живописи.

Его художественное образование (1798-1804) в качестве «постороннего» ученика Императорской Академии художеств у одного из лучших учеников Дмитрия Левицкого – Степана Щукина было прервано. Он некоторое время работал на Украине в имении своего владельца, совершенствуя мастерство в портретах детей графа, немногих пейзажах и портретно-жанровых композициях. А с 1820-х годов его искусство навсегда связано с Москвой. В старой столице страны и были созданы наиболее значительные его полотна.

Творчество Василия Тропинина, продолжавшееся всю первую половину девятнадцатого столетия, отразило главнейшие особенности искусства этой эпохи. Оно не случайно воспринимается как связующее звено между крупнейшими мастерами XVIII и второй половины XIX века. С именем этого талантливого живописца связан процесс демократизации тем и образов в русской живописи той поры. По словам современников, «натуралист неподражаемый», Тропинин в своем портретном творчестве стремился к объективной и точной индивидуальной характеристике. Его образы, как правило, жизненно обыденнее и достовернее, чем у Кипренского или Орловского.

«Последний московский вельможа» князь Сергей Михайлович Голицын (1774-1859), муж знаменитой «княгини ночной», с которой он «жили в разъезде», изображен им на фоне облачного неба над расстилающейся долиной. Внешняя парадность решения с акцентированием орденских звезд и ленты не заслоняет, однако, действительных человеческих свойств попечителя Московского учебного округа. Барственная покровительственная повадка сочетается в нем с внутренней расслабленностью, вялостью чувств и ума и вместе с тем с незлобивостью натуры.

В российских музеях существует несколько сходных портретов: художник неоднократно повторял изображение своего покровителя по заказу родственников или друзей князя. Какое из этих полотен послужило первоисточником – судить трудно. Да и все ли они сохранились и разысканы?

Своего большого приятеля, известного русского гравера Николая Ивановича Уткина (1780-1863) Тропинин писал неоднократно. Приписываемый ему портрет из собрания Радищевского музея представляет знаменитого гравера с подчеркнутой демонстративностью: прямо в его мастерской, погруженным в процесс творчества. Взгляд напряженно сосредоточен, в руке карандаш, в глубине гипсовая голова Аполлона, долженствующая прояснить характер занятий изображаемого.

Будучи сыном поэта-сентименталиста Михаила Муравьева от крепостной, а стало быть, сводным братом декабристов Никиты и Александра Муравьевых, он получил академическое образование и сделал блестящую художественную карьеру. В отличие от несомненно тропининского, глубокого по характеристике и живописно более совершенного портрета Уткина, хранящегося в музее Академии художеств, наш портрет написан сухо с тщательной выписанностью мельчайших деталей, и едва ли он действительно принадлежит кисти талантливого живописца.

Совершенно иное впечатление производит этюдный портрет художника и реставратора, хранителя коллекции князя Н.С. Мосолова Василия Степановича Энева. Портрет этот лишен всякого антуража. Главное в нем – простое приветливое лицо, чуть озаренное застенчивой улыбкой, открытый доверчивый взгляд. Колорит его, построенный на соломенно-охристых, чуть золотистых тонах, излучает мягкий внутренний свет, придавая образу особую теплоту. Сочувственно-близкое восприятие модели (Василий Энев, как и сам Тропинин, происходил из крепостных) выражено здесь с покоряющей естественностью и простотой.

Живая непосредственность восприятия и свободное живописное решение заметно выделяют этот портрет среди других тропининских работ Радищевского музея. И поступил он в музей, в отличие от иных работ этого мастера, не в 1920-е годы (портрет Уткина и вовсе в 1894-м), а в суровом 1942 году. Вероятнее всего, от каких-то эвакуированных в наш город потомков генерал-лейтенанта Н.Н. Оболенского, который наследовал коллекцию Морковых. В том же году французская коллекция пополнилась портретом графа А.И. Моркова (1803) кисти Жана-Батиста Изабе, который тоже хранился в этой коллекции.

Сентиментально-романтические черты обнаруживаются в тропининском портрете Л.К. Маковской – жены Егора Ивановича Маковского, бухгалтера Дворцового ведомства, художника-любителя, коллекционера и художественного деятеля, одного из основателей Московского художественного класса, преобразованного затем в Училище живописи, ваяния и зодчества. Любовь Корниловна Маковская (урожденная Молленгауэр) – мать русских живописцев второй половины XIX века Владимира, Константина, Николая и Александры Маковских. В их доме, ставшем в 1830-1850-е одним из центров художественной жизни Москвы, собирались известные художники, музыканты, актеры, писатели. Среди близких друзей Егора Маковского были Тропинин и Карл Брюллов.

На портрете Любовь Маковская изображена очень обы­денно, в простом домашнем платье. Внимательный взгляд немного печальных ласковых глаз, ее улыбка, непринужденно-приветливая, раскрывают душевную мягкость и доброжелательность. Художник создал живой и привлекательный образ еще молодой миловидной интеллигентной женщины и одновременно подчеркнул свое уважение к повседневности, поэтичность обыденного человеческого существования.

Большую популярность мастеру принесли его портретно-жанровые полотна, особенно всем известная его «Кружевница» (1923) из Третьяковской галереи. Авторские повторения картины не всегда были удачны. Это объясняет, отчего «Кружевница» нашего музея удалена из постоянной его экспозиции, тогда как вполне удавшийся вариант его не менее знаменитого «Автопортрета» остался в ней.

Элементы жанрово-бытовой трактовки заметны и здесь, хотя видно и стремление к особой представительности портретного образа. Изобразив себя на фоне окна с видом на панораму Кремля, с палитрой и кистями в руках, Тропинин повествует о «трудах и днях» художника-москвича, сохранившего добродушно-приязненное отношение к жизни, о его любовной привязанности к старой столице.