Событие уходящей недели: исправительно-трудовую колонию, расположенную в городе Энгельсе, покинул писатель, лидер Национал-большевистской партии Эдуард Лимонов – самый известный заключенный из всех «сидевших» здесь когда-либо. В Саратовский краеведческий музей по просьбе его директора уже переданы авторучка писателя и бирка с тюремной робы. Накануне освобождения в ИТК №13 с ним встретился наш корреспондент Сергей Казовский.

– Как настроение, Эдуард? «Лефортово», саратовская тюрьма, суд, колония – прошло почти три года, и вот условно-досрочное освобождение. Довольны?

– Я был бы доволен, если б вообще не сидел. Особенно много крови выпито за последние дни: то прокуратура опротестовывает освобождение, то не опротестовывает... Закулисная возня беспокоила, хотя я человек терпеливый. Сказали бы: посиди еще – посидел бы... Правда, все чаще думаю об отце с матерью. Отцу восемьдесят пять, матери чуть меньше. Совсем дряхлые. А какой матери хочется, чтобы сын сидел, да еще такой, вроде бы, созревший – в феврале шестьдесят исполнилось. Я один у них, больше никаких родственников, родителям очень хочется дожить до моего приезда. А освобождаться – по чужому опыту сужу – всегда хорошо, в любой сезон и в любую погоду. Свободу ничем не заменишь.

– Чем заниматься собираетесь?

– Я не безбашенный человек, найду чем заняться. Соберу долги с издателей. С теми, кто не захочет отдавать ... как это называется ... разговаривать будем. А в общем, думаю – сложно будет жить. Я ведь понимаю, те, кто посадил меня, не успокоятся, попытаются наверстать упущенное. Тем более, не секрет, займусь тем же самым – политикой. Суд не запретил мне это делать. Придется только опасаться всяческих провокаций, образно говоря, зашить карманы, следить за каждым своим высказыванием, что-то еще – я не искушен в этих вопросах. Знаю только, в свое время на меня пытались завести уголовное дело за слово «революция», которое я произнес на митинге. Поэтому надо быть очень осторожным. Ничего хорошего на свободе меня не ждет. Как в смирительной рубашке придется жить.

– Не возникает мысли: и черт меня дернул – жил бы себе в Париже, писал книги...

– Нет. Нормальный человек совершает какие-либо поступки не ради выгоды или корысти. Я лично покоя никогда не искал и не жалею о том, что попал в тюрьму. Возможно, надо было чуть раньше... Это расширяет кругозор, дает понятия о другой жизни. В принципе я все так и представлял, но когда сам сюда попадаешь, впечатлений множество. Особенно от судебной борьбы, которая длилась 10 месяцев – тяжкое, изнурительное единоборство. Мы с адвокатами все-таки сумели отстоять свою точку зрения, в результате чего по трем основным статьям обвинения меня оправдали. Осталась четвертая, тоже имеющая достаточно оснований для сомнения, но мы на том этапе прекратили борьбу. На судьях и так лежал тяжкий груз, мы это прекрасно понимали. Расследование вело Главное следственное управление ФСБ, на суд оказывалось давление, и требовать в этой ситуации признания полной невиновности было бы просто нереально. Отпустить на волю и успокоиться – не в их правилах. К тому же к моменту суда я уже отсидел приличный срок, и этих лет не вернешь. Все равно изоляция пошла на пользу – какие-то книги написал... Но то, что я удостоился справедливого суда – очень хорошо. Разница между 14-ю годами, которые требовал прокурор, и четырьмя, которые дал судья Матросов – целая пропасть. Жаль только, что гуманность проявляется не ко многим.

– Говорят, после заключения люди испытывают безотчетный страх. Вы не исключение?

– Не знаю, кого вы имеете в виду, но я лично спокоен, как мертвец. У меня вообще нет никаких эмоций. Я свой страх оставил в 1991 году, под обстрелом в Югославии. После этого ничего похожего в душе не осталось. Да мне и не до страха – все запущено, многое надо приводить в порядок. Но сначала, конечно, немного отдохну. Журналисты буквально пытают меня: в первые дни что предпримите? Я как-то пошутил: буду пить вино, приглашу женщин... А что?! Во всяком случае, не рванусь к овсяной каше – это ясно. Я долгое время жил во Франции, и против хорошего вина никогда не возражаю.

– Есть и такие разговоры: дескать, с его бешеной популярностью только в Думу избираться. Как смотрите на такой ход событий?

– Не знаю, имею ли право – судимость, условно-досрочное освобождение... А в принципе Госдума – лучшее средство похоронить самого себя, поскольку депутат ничего не может сделать людям. Потому и обижаются: пока не избрался – наобещал три короба, а стоило пройти – ноль. Депутат беспомощен по большому счету. Для меня разумнее не идти в эту дурь, сейчас я так думаю. Но кто знает, может кто-то и переубедит. Важнее остаться честным человеком, говорить людям правду. Честный человек сам по себе политическая величина. На сегодняшний день я действительно Бог – никогда ничего не делал из конъюнктурных соображений, чужой копейки не взял, всегда стоял за справедливость. И если останусь таковым, то люди оценят это. Дело в конце концов не в званиях, должностях или каком-то формальном статусе, а в том влиянии, какое имеешь на общество. Сейчас в Думе, извините, сидит стадо чиновников – в основном, за исключением полутора десятков. Остальные пришли на волне, как я говорю, чиновничьей революции. Бесплодные и бесталанные по большей части, умеющие только поддакивать. Нашей стране нужна другая Дума – люди непосредственные, живые, на самом деле представляющие все слои общества. А не безликие дядьки в пиджаках с галстуками.

– Не рассчитываете на славу преобразователя России, как, скажем, у Солженицына?

– Сейчас другое время, другие задачи... Я почтенного возраста литератор, но как политик еще молод. Что вынес Александр Исаевич из своего опыта, известно, что вынесу я – посмотрим. В России сейчас очень тяжело жить и еще тяжелее быть политиком. Вот Юшенков погиб... А он был честным политиком и честным человеком. Вдруг исчезло с экрана ТВС, наша политическая жизнь становится все более односторонней, а это не дает обществу развиваться. Я сторонник полной свободы убеждений и средств массовой информации. России все равно придется вернуться к многообразию в партийной и общественной жизни. Нам же навязали отеческое правительство со строгими правилами, выполняющее роль отца, который учит и наказывает за непослушание. Подобное просто невозможно! Даже какой в стране строй не поймешь. Капитализм? Так и скажите... А что у нас? Обнищавшие бюджетники и неведомо как сказочно разбогатевшие олигархи. Разница между ними – бездна! Потому и не стабильно общество. Ощущение у меня сейчас такое: еще потребуется время, чтобы разобраться, что к чему. Что увижу, оказавшись на свободе.

– Свободу увидите.

– Свободу увижу? Ну-ну...

И рассмеялся.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 24 (39), 4-10 июля 2003 г.