Сергей Шахрай утверждает, что при всех своих долгах Саратовщина является областью-донором.

Сегодня в Саратове завершается международная конференция, посвященная десятилетию принятия новой российской Конституции. Среди ее почетных гостей был и один из главных соавторов текста Основного Закона, заместитель руководителя аппарата Счетной палаты России Сергей Шахрай. И хотя сам Сергей Михайлович присутствовал здесь, по его словам, скорее в качестве заслуженного юриста РФ, доктора юридических наук, профессора МГИМО, свою беседу с ним мы начали именно как с представителем Счетной палаты.

– Сергей Михайлович, уже второй год весьма активно ведутся разговоры о возможности введения в нашей области внешнего управления, ее банкротстве. Что же должно произойти, чтобы в Саратов с проверкой приехали представители Счетной палаты, и слухи о банкротстве стали реальностью?

– Саратовская область – донор, не она живет за счет Федерального бюджета, а он за счет нее. А вообще, известная комиссия Козака вносила поправки в закон РФ «О принципах организации государственной власти в субъектах Российской Федерации». В нем более сорока полномочий записаны за субъектами, и есть норма, по которой, в случае если субъект не может эти полномочия осуществлять, вводится внешнее управление. Но поскольку прецедентов еще не было, механизма реализации этой модели просто не существует. А по закону Счетная палата вправе проверять лишь те регионы, где есть федеральные деньги, например, реализацию каких-то федеральных программ. Но если уж Саратовскую область называть банкротом, то что тогда говорить о других регионах? Для меня это новость.

– А для нас новость, что экономическое и финансовое положение области столь благополучно...

– В этом вопросе мы руководствуемся бюджетным кодексом. Если в регионе налогов собирается больше, чем тратится денег, то по формальным критериям регион является донором. Естественно, ваша область может влезть в долги, не расплатиться с населением, предприятиями. Но это та сторона вашей жизни, в которую Счетная палата не вправе вторгаться, тем более что проверка может быть проведена лишь по решению Госдумы, Совета Федерации или по требованию 1/5 части депутатов.

– Тогда позвольте вопрос уже из области истории. Ваше имя всегда ассоциируется с событиями 91-го года, подписанием Беловежских соглашений. Вас называют одним из авторов этих документов, Вы чуть ли не один писали их ночью, пока лидеры трех республик парились в бане.

– Когда меня об этом спрашивают, я всегда задаю встречный вопрос: «Могли ли три человека за одну ночь развалить супердержаву, обладающую ядерным оружием и мощнейшей армией?» И тогда собеседники начинают задумываться – что-то здесь не то. А «не то» заключается в том, что к 8 декабря 91-го года, в составе Союза оставалось лишь две республики – Казахстан и Россия. Остальные тринадцать вышли из состава СССР в период с 20-го августа по 1-е декабря. Сейчас там каждый год празднуются Дни независимости, это национальные праздники, наш президент поздравляет с ними руководителей суверенных государств. Республики воспользовались несовершенством старой конституции, где была статья 73, декларирующая право свободного выхода из состава Союза. Просто при коммунистах никто всерьез об этом праве не задумывался.

– Значит, говорить о развале Союза в ту ночь нельзя?

– К декабрю уже нечего было разваливать, Советского Союза просто не существовало. А три президента, подписавшие Беловежские соглашения, выступили в роли врача, который должен зафиксировать смерть. Это неблагодарная роль, которую они взяли на себя, – заявить о смерти Союза, но кто-то должен был это сделать.

– А Вы никогда не жалели, что Ваше имя тоже связывают с этими событиями?

– Жалел, жалею и буду жалеть всю жизнь, потому что это мой крест – слышать о своей причастности к «развалу СССР». Я же нормальный человек, с нормальными реакциями.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 36 (51), 3-9 октября 2003 г.