16 апреля 1862 года Н.Г.Чернышевский в тюрьме закончил свой роман

Чернышевский стал автором одного из «вечных» русских вопросов, хотя из всей книги в веках уцелело только название, и никто уже не помнит, каков же был ответ, предлагавшийся автором. А он был прост и совершенно не похож на штампованные клише из школьного учебника. Никаких «к топору зовите Русь», никаких «спите на гвоздях и готовьтесь к революции» – Чернышевский предлагал иное. «Что делать? – Заводите мастерские!»

Готовя этот материал, просмотрел в Рунете все ссылки на слова «К топору зовите Русь» и удивился. Какого только невежественного вздора не несут наши СМИ! В авторы лозунга записали и Герцена, и даже Рылеева, а уж про «зловещий вопль Чернышевского» – сплошь и рядом. На весь русский Интернет – только одно недоуменное восклицание Елены Иваницкой в «Новой газете» 6 мая 2002 г. – «Диковинную позицию занимал Чернышевский: звал Русь к топору, но настойчиво демонстрировал в своем романе, что деятельный труженик, «новый человек» прекраснейшим образом создает себе независимую и благоустроенную жизнь».

Считается, что Чернышевский был самым радикальным, что он на самом деле «к топору звал Русь». Так считали и царские власти, и это же приписали ему советские историографы. Одни – чтобы посадить, уничтожить авторитетного публициста, другие – чтоб перекрасить публициста в радикального революционера.

А между тем еще в 2000 г. алтайские историки В.А.Должников и М.В.Полькин доказали, что автором прокламации «Письмо из провинции», содержащей пресловутый призыв к топору, был Михаил Бакунин. И еще в 1980-х годах московский историк В.Ф.Антонов показал, что Чернышевский по мировоззрению вообще не был революционером, признавая прогресс в истории только от распространения культуры в массах. Для культуры же нужна свобода, возникающая из самостоятельности в труде – отсюда и призыв к мастерским. Революции же, по воззрениям Чернышевского, – неизбежное следствие несправедливого устройства общества и хаотический выброс «жизненной энергии поколения», лишенного возможности приложить ее к созидательному делу. На самом деле Чернышевский боялся народного восстания. В «Письмах без адреса» он предостерегал, что русский бунт обернется поголовной резней и погромом, сокрушением всего, чего достигла Россия: «Народ невежествен, исполнен грубых предрассудков и слепой ненависти ко всем, отказавшимся от его диких привычек. Он не делает никакой разницы между людьми, носящими немецкое платье; с ними со всеми он стал бы поступать одинаково. Он не пощадит и нашей науки, нашей поэзии, наших искусств; он станет уничтожать нашу цивилизацию». Но, будучи безадресными, письма никуда и не дошли и никем прочитаны не были.

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется», – писал современник Чернышевского Тютчев. В «Что делать?» есть все – представление о цикличности истории, связанной со сменой поколений, и жизненной силе поколения как движущей силе исторического развития (чем не теория Гумилева?), взгляд на накопление культуры как на единственный источники роста цивилизации и свободы, призыв к равенству мужчин и женщин (феминистки, радуйтесь!), проповедь честности во всем – «ни одного поцелуя без любви!» (ау, Солженицын – где там «Жить не по лжи?»), гимн просвещению и его носительнице – интеллигенции, пропаганда преимуществ свободного хозяина на свободном рынке – и кооперативного сотрудничества производителей (настоящий «русский социализм» в духе Чаянова, бухаринского «Обогащайтесь!» и наивных надежд лидеров кооперативного движения начала перестройки). Но прочитали из него только одно – про фанатика Рахметова, спящего на гвоздях, чтобы подготовиться к грядущей революции.

«История – это не тротуар Невского проспекта». Чернышевский за Бакунинскую трусливую прокламацию пошел на каторгу (а известный своей моральной нечистоплотностью лидер анархизма даже не подумал из безопасной Швейцарии признаться в авторстве – ведь царские несправедливости ожесточают общество и приближают революцию!). Полуобразованная молодежь начала готовить бомбы в темных подвалах. Воры-губернаторы и держиморды-жандармы, «жадною толпой стоящие у трона», завинчивали гайки, пока котел не взорвался. Но с годами все это становится уделом историков, обществу же остается пример гражданского мужества – двадцать восемь лет сибирской каторги и ссылки за отказ солгать и признаться в не им написанном, за отказ подписать верноподданническое прошение о помиловании («В чем мне просить помилования? В том, что моя голова и голова шефа жандармов устроены на разный манер?»). И сто пятьдесят лет «геростратовой славы» за призыв, принадлежавший другому.

И все-таки правда побеждает. Даже когда ее не хотят ни власть, ни общество – для меня это главный урок истории с моим предком и гордость за него.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 15 (77), 16-22 апреля 2004 г.