16 мая 1703 г. был основан Санкт-Петербург

«Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно...»
(А.С.Пушкин)

«Все флаги в гости будут к нам». Предвиденье поэта сбылось: на празднование 300-летия Петербурга лидеры всех крупнейших стран мира приезжают в Россию. Апофеоз «вхождения России в мировое сообщество». Торжество европеизации. Однако, подчеркивая эту сторону деятельности Петра Великого, не стоит забывать двойственность и двусмысленность реальной петровской истории.

«Прорубить окно» – поэтическая метафора, но с мрачным подтекстом. Петербург – город на болоте – построен в прямом смысле на костях русских мужиков, согнанных на каторжные работы. По подсчетам историка и лидера кадетов П.Н.Милюкова, петровские реформы обошлись России в 20% населения. Современные историки подвергли критике «завышенные» цифры Милюкова, но и у них получается, что 74% убыли народа при Петре приходится на долю умерших, и таким образом, население страны сократилось на 1/7.

«Кровавый пар столбом стоит над Русью, Топор Петра российский ломит бор И вдаль ведет проспекты страшных просек...» (М.Волошин)

«Окно в Европу» – но почему же не «дверь»? Как говорит телесатирик: «Все нормальные люди ходят через дверь, и только мы триста лет лазаем в Европу через окно». В этом заложен хитрый «государственный» смысл: использовать Европу только для усиления российской власти, не допуская, чтобы народ вздумал жить и вести себя как европейцы. Петр I откровенно говорил, что «Европа нужна нам только на 50 лет, а после мы повернемся к ней задом». Европеизация проводилась им насильно, «указами, писанными кнутом». Как писал Максимилиан Волошин, «Народ цивилизуют под плетьми / И обучают грамоте в застенке». Пушкин, воспевший «царя-работника» в своих стихах, в заметках, не предназначенных для публикации, отмечал: «История представляет около его (Петра – Д.Ч.) всеобщее рабство... все состояния, окованные без разбора, были равны перед его дубинкою. Все дрожало, все безмолвно повиновалось». «Красный граф» Алексей Николаевич Толстой, в угоду Сталину создавший благостный образ Петра в своем романе, до революции относился к царю совсем иначе: «Россия не вошла, нарядная и сильная, на пир великих держав, а подтянутая им за волосы, окровавленная и обезумевшая от ужаса и отчаяния, предстала новым родственникам в жалком и неравном виде – рабою. И сколько бы ни гремели грозно русские пушки, повелось, что рабской и униженной была перед всем миром великая страна, раскинувшаяся от Вислы до Китайской стены» (рассказ «День Петра»).

«Окно в Европу»? Но при таких методах проведения преобразований получалось только усиление азиатчины. Мой коллега П.П.Черкасов, на что уж старался оправдать великого реформатора, вынужден был признать: «Страстно желая стать европейцем и европеизировать свою страну, Петр Великий по сути всегда оставался полуазиатом» (Черкасов П.П., Чернышевский Д.В. История императорской России. С. 94). Французский философ Мабли очень точно подметил, что, научив русских торговать и воевать, Петр не научил их главному – быть гражданами. Европейская видимость и европейская технология без европейской сути и европейской свободы – не это ли мечта всех российских правителей и их духовных холопов – от фальшивой Екатерины II и Николая I «Палкина» с Булгариным до неразличимых «ЕРЫ– КПРФ», молящихся то на Столыпина, то на «китайскую модель»?

Петербург – город-призрак, город-мираж, «Северная Венеция» среди чухонских болот. Памятник царю Петру и его попытке сделать из России Европу. Известно пророчество: «Петербургу стоять триста лет и потом быть пусту». Но Питер еще и город русской надежды, памятник блестящей культуры XIX – начала XX веков, когда Россия ближе всего подошла к превращению в Европу не только по форме, но и по содержанию. Вопрос лишь в том, сумеем ли мы дорубить «царское окно» до дверного проема.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 18(33), 16-22 мая 2003 г.