30 января 1730 года «верховники» возвели на русский престол Анну Иоанновну

Зажатое в державном кулаке
Зверье Петра кидается на волю:
Царица из солдатских портомой,
Волк Меншиков, стервятник Ягужинский,
Лиса Толстой, куница Остерман –
Клыками рвут российское наследство.
М.Волошин

После смерти царя Петра, доведшего самодержавие до абсолютного произвола и не оставившего внятного распоряжения о наследнике, новосозданная Российская империя погрузилась в пучину дворцовых переворотов.

Слабые наследники Петра не в силах удержать неподъемную ношу абсолютной власти. В России правят бал временщики, заботившиеся в основном о личном обогащении. Состояния создавались со сказочной быстротой и так же быстро терялись. Меншиков, «полудержавный властелин», украл свой первый миллион еще при Петре, за что царь перед смертью хотел его повесить. Когда же его арестовали в сентябре 1727 г., у него отобрали ценностей на фантастическую по тем временам сумму – 3 миллиона рублей (весь бюджет России составлял семь с небольшим миллионов). Тогдашние «олигархи» – «птенцы гнезда Петрова», вскормленные царем – составили Верховный тайный совет, управлявший страной от имени жены Петра – Екатерины I – и его внука Петра II. Как и в недавнем нашем прошлом, «олигархов» раздирали междоусобные войны, они грызли друг друга, отправляя побежденных в Сибирь, лишая награбленной собственности и всех прав состояния. Народ, имевший касательство к политике (в XVIII веке это были исключительно дворяне), чувствовал себя раздавленным всесилием вельмож. После падения Меншикова юным царем Петром II вертели Долгорукие, мечтавшие выдать его за невесту из своего клана – Екатерину. На 19 января 1730 г. была назначена свадьба императора, но он внезапно заболел оспой.

Долгорукие попытались обвенчать Екатерину с умирающим полутрупом юного царя, а когда этот замысел не удался, составили подложное завещание в пользу невесты, подписанное собутыльником Петра II Иваном Долгоруким, умевшим ловко подделывать «царскую руку». Такая наглая узурпация не встретила поддержки даже среди членов рода Долгоруких, и когда Петр II умер, интригами пронырливого немца Остермана Верховный тайный совет провозгласил императрицей дочь царя Ивана (слабоумного брата Петра I) Анну, вдовствующую герцогиню Курляндскую, обойдя дочь Петра Елизавету как слишком молодую и легкомысленную.

Заканчивая речь в пользу Анны Иоанновны, князь Дмитрий Голицын заявил «верховникам»: «Только надо нам и себе полегчить». «Как так себе полегчить?» – спросил канцлер Головкин. «Так полегчить, чтобы воли себе прибавить», – отвечал князь Голицын. «Хоть зачнем, да не удержим», – возразил князь Долгорукий. «Право, удержим», – настаивал на своем Голицын. Алчность и властолюбие взяли верх над опасениями – «верховники» решили «зачать».

Анне Иоанновне были посланы «кондиции» (условия) ее вступления на российский престол: императрица лишалась права решать вопросы внешней политики, объявлять войну и заключать мир, вводить новые налоги, назначать на высокие должности, командовать гвардией и войсками, раздавать государственные деньги и имущество и арестовывать дворян без суда. «Верховники» заботились о себе, но нечаянно чуть было не ввели в России конституцию – в точности так же, как в XIII веке мятежные бароны ввели в Англии парламент.

Анна, нищая курляндская герцогиня, пробавлявшаяся со своим конюхом Бироном подачками российского престола, была готова на все – она подписала кондиции: «По сему обещанию, без всякого изъятия содержать». 2 февраля 1730 г. письмо Анны было зачитано в Москве собравшемуся на свадьбу императора и ставшему свидетелем необычайных событий российскому дворянству. И... дворянство возроптало.

«Средний класс» петровской России, дворянство не увидело в этом ничего, кроме засилья олигархов. Как писал Феофан Прокопович, «везде ничего не было слышно, кроме горестного нарекания на оных затейщиков; все их жестоко порицали, все проклинали необычное их дерзновение, несытое лакомство и властолюбие».

Когда Анна Иоанновна прибыла в Москву, гвардейцы-преображенцы обратились к ней со словами: «Повели, и мы сложим к твоим ногам их головы!» – имея в виду головы членов Верховного тайного совета. Озабоченное сохранением «шляхетской вольности» от олигархии «верховников», дворянство подало царице челобитную, слезно умоляя «править самовластно». Анна «при всем народе изволила кондиции изодрать». Ограничение самодержавия провалилось.

«Верховников», думавших, что они могут назначить в России преемника царю и держать его за марионетку, низвергли и разогнали, потом сослали, потом лидеров арестовали и казнили. Представители аристократических родов, входивших в Верховный тайный совет, при Анне Иоанновне служили при дворе шутами. Русское дворянство, с восторгом приветствовавшее восстановление самодержавия, в следующие десять лет сполна хлебнуло тиранической бироновщины. Вместо столь ненавистных олигархов, в большинстве своем все-таки бывших личностями, пришел Бирон, опиравшийся на карательные структуры, о котором имперский посланник Остейн отзывался так: «Когда он говорит о лошадях, он говорит как человек; когда же он говорит о людях или с людьми, он выражается как лошадь».

А хрупкий цветок свободы, растущий сверху вниз из политической алчности и борьбы за привилегии, так и не прижился в России.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», №4 (66) 30 января – 5 февраля 2004 г.