Очаровательный аферист Адольф Вайденфельд, не изменяя своей харизме мошенника на доверии, начинал свою трудовую деятельность секретарём комсомольской организации Магаданских приисков. Жестокий приступ аппендицита свалил кабинетного золотоискателя во время делёжки неучтённых самородков с секретарём партийной организации. В результате чего дольщик был отправлен с запущенным перитонитом на Большую Землю в тёплом больничном халате голым, как сокол, и при смерти.

Вернувшись с того света идейно разложившимся, Адольф в сердцах сжёг все мосты, начиная с партийного билета. О чём горько сожалел, перейдя на скромную, но не менее золотоносную, хозяйственную деятельность в родном по матери Галине Моисеевне городе Саратове. По отцу – покойному шуцбундовцу Якову Ивановичу – Адольф, как и его знаменитый тёзка, был австрийскоподданным и сыном чудом уцелевшего героя социал-демократического Февральского вооружённого мятежа. Из школы Адик, балбес и второгодник, после окончания седьмого класса в 17 лет попал в учащиеся монтажного техникума. И сразу по получении справки о завершении образования старшая сестра Анька увезла его к своему мужу-геологу на Колыму со словами: «Лучше самому, чем по этапу!»

Наша многолетняя дружба началась с увлечений. На манеже саратовского цирка проходил аттракцион под названием «Первенссство Сссоветссского Сссоюза по класссичессской борьбе сссреди борцов-професссионалов». Именно так ежевечерне выкрикивал эти «ссслова» шпрехшталмейстер зрелища дядя Ваня Карелин, выводя на арену ещё крепких, но сильно помятых годами и образом жизни мужиков, нелёгким физическим трудом зарабатывающих деньги в соответствии со своими концертными ставками.

В партере работал запрещённый законом тотализатор. Ставки принимал напомаженный а ля Кларк Гейбл и внешне с ним схожий замдиректора по АХЧ родного монтажного техникума Адольф Вайденфельд. Своей неизбывной наглостью я так понравился букмекеру, что за десять дней «сссоревнований» на подставе заработал около трёхсот рублей – и это были всего 20% от выручки Адольфа! Адик знал результаты всех поединков заранее с точностью до минуты победного туше – со слов магаданца, дядя Ваня пять лет сидел у него на приисках.

В жилищном кооперативе ветеранов труда «Север» через несколько лет мы оказались соседями. Ветеран солнечной Колымы к тому времени воровал старшим диспетчером в седьмом строительном тресте – подрядчике новостройки, так что его льготное появление в рядах застройщиков было даже более естественным, чем моё – за взятку.

Въехал Адольф в большую трёхкомнатную квартиру на четвёртом этаже после двухгодичного ремонта за счёт усушки и утряски трестовских стройматериалов уже без своей правой руки – жены, продавщицы Райки, сбежавшей в столицу с десятилетней дочерью к новому мужу, и без своей правой ноги, отрезанной по случаю гангрены, запущенной ещё с отморожения конечностей на северном курорте.

Адольф и до, и после был мужественным человеком и азартным игроком. В самый разгар ремонта мы втроём играли в «секу» на нейтральном поле – в пустующей квартире его матери. Третьим был старший преподаватель мехмата Юрий Иванович Терентьев, умница и пьяница по кличке Теркин, честнейший даже в картах человек. «Проиграл – не украл!» – было его девизом. Нам с Теркиным не везло, Адольфу пёрло, как из помойки. Нога у везунчика распухала и чернела на глазах, но деньги у нас ещё не кончились. «Скорую» мы вызвали, когда победитель был без сознания, а побежденные без средств к существованию. Так что на нас инвалид был не в обиде.

Самое место сказать похвальное слово игральным картам как средству интенсивной реабилитации.

Похудев на сорок кило (включая ампутированную конечность), Адольф вернулся из больницы законченным морфинистом – и не по своей вине. И хирурги, и терапевты сразу же поставили на нём крест, и вместо лечения два месяца обкалывали обезболивающими, чтобы, приходя в сознание, пациент не орал. А мама больного работала заведующей аптекой. Когда чудом выжившего Адольфа привезли домой, она, видя неимоверные страдания прикованного к кровати изможденного ломкой одноногого сына, конечно же, подкалывала ему «лекарства».

Адольф между постоянными болезнями пил, курил, трахался, то есть вёл нормальный образ жизни. Поэтому становиться наркоманом не хотел. Он, как мог, держался, царапая ногтями штукатурку и стеная, но силы покидали его. А мама с марафетом была тут как тут.

– Вовку зови! – кричал взмыленный Адик.

И я приходил. Вскрывали колоду и рубились в «терц», «белот» и «рамс» до адольфина перехода к Морфею без морфия. Жизнь без наркотиков налаживалась картотерапией.

Адик вообще не держал ни на кого зла. Кроме как на изменщицу Райку. И вот как он ей отомстил.

После получения аттестата зрелости ни о каком московском вузе для смазливой, и только, Наташки Вайденфельд не шло и речи. Райка созвонилась с отцом дочери и бывшим мужем, дабы выяснить аферные возможности Адольфа по пристраиванию общего ребёнка в какой-нибудь саратовский институт. Таковые, конечно, были: партнёрами по зелёному сукну был не только честный ст. преподаватель Ю.И. Терентьев, но многие другие вороватые доценты. Среди них и должники.

Один из них за погашение долга в двести рублей обещал протащить дочурку кредитора в экономический институт со стопроцентной гарантией. Мстительный чадолюбец тотчас позвонил беглянке и сообщил, что за обещанную «самому ректору» взятку в 4000 рублей (пополам с московской мамашей) берётся за поступление. То ли для Москвы это была не сумма, то ли мать посчитала положение дуры-дочки безнадёжным, но Адольф нажил на родной кровинушке ровно 1800 рублей (с учётом погашения кредита)!

Новоявленной студентке было не скучно в папиной квартире за мамины деньги (принцип «пополам»!): в ней уже снимали комнату погодки брат и сестра Джанашвили, умницы и отличники в отличие от хозяйской куклы. Юные Джанашвили учились в мединституте вдалеке от родины – Южной Осетии, где их отец Моисей держал частный проволочный завод в городе Цхинвали, официально служив на нём государственным директором. Моисей был одновременно азартным картёжником и очень богатым человеком. Его вместе с остатками денег вывезли силком и уговорами саратовские профи «Мишка-Аспирант» и «Милый» из города-курорта Сочи, а точнее из пятого аэрария платного пляжа «Ривьера», известного на всю картежную страну игорного дома под открытым небом. Моисей, как клиент, был им нужен в Саратове постоянно.

Это Адольф придумал поступление его гениальных детей в Саратовский мединститут!

Богатей Моисей сам расплатился с институтскими взяточниками, а с партнёрами по ломберному столу расплачивался теперь регулярно раз в месяц. Когда навещал с мешками еды и денег своих деток, ведущих под неусыпным взором Адиковой мамы предельно добропорядочный образ жизни.

Адольфа, кроме бывшей жены, любили женщины всех профессий и размеров. А он любил цирк. Звонит мне поздно вечером на седьмой этаж:

– Володя! Спускайся – сюрприз!

Захожу. Перед накрытым столом напротив зардевшегося от удовольствия хозяина на кучах подушек на диване сидят лилипут и две лилипутки. Хорошенькие, сантиметров по семьдесят, и водку пьют!

– Познакомься, Володя! Юля, Оля и Коля. Артисты из труппы Анны Русских. Еле уговорил в гости после представления зайти. Сказал девчонкам, что для компании у меня второй мальчик есть – ты. А Коля от девочки отказался – его право.

– Мы как большие, – говорят Юля, Оля и Коля, – нам и пить тоже можно. Но мало – на килограмм веса!

Через десять минут неизвестная нам норма была превышена. И мы с Адиком поперёк односпальной кровати, придвинутой боком к стене, рядком аккуратно уложили отрубившихся гостей бай-бай.

– Цирк, да и только! – подытожил несостоявшуюся вечеринку режиссёр-постановщик.

...Прошло много времени, от всех болячек в чуть за сорок ушел из своей развеселой жизни Адольф, сгинул под забором честнейший Теркин, дал дуба тысячелетний советский рейх, и почти умерли мои воспоминания о генацвали из Цхинвали, как порванная нить истории неожиданно связалась узелком.

В 95-м капиталистическом году мы с женой совершали путешествие без Чарли в поисках Америки. Из Лос-Анджелеса позвонили своим саратовским знакомым – эмигрантам Сафоновым – и договорились с ними о том, что они закажут нам русскоязычную экскурсию в столицу – г. Вашингтон. После чего и прилетели к Сафоновым в Нью-Йорк.

Нас встретили, привезли домой, и мы с гостеприимным хозяином Вовкой с шести до двенадцати afternoon пили водку. Ровно в полночь раздался телефонный звонок. Турфирма подтвердила заказ: в пять утра туристы Глейзер должны сесть в автобус в Бронксе, адрес такой-то, ориентир – магазин «Моня и Миша».

Обязательный до бесстрашия драйвер Сафонов тотчас завалился спать, рассчитывая за четыре часа прийти в норму, чего, разумеется, не произошло до конца. Но, взяв в качестве штурмана жену Риту, из Манхэттена в Бронкс к месту встречи доехал по безлюдному ночному Нью-Йорку вовремя.

Стоим под вывеской «MONYA & MISHA», в дрожащих руках сигареты. Подъезжает длинный чёрный лимузин, из него выходит водитель – тощий коротышка в безупречном чёрном костюме, белоснежной сорочке и чёрных же лакированных туфлях на высоком каблуке. Если поверх них были бы белые краги – вылитый итальянский гангстер из кинофильма «В старом Чикаго». Покручивая брелоком с ключами, подходит к закрытой двери магазина. Ломая для родившейся хохмы английский язык, вежливо здороваюсь:

– Гуд моня!

– Я не Моня, а Миша! – с явным грузинским акцентом отвечает америкашка.

– Неужто грузин?

– Нет. Еврей из Цхинвала.

– Из Цхинвали? А семью Джанашвили знаешь?

– Хаима или Моше?

– Моше. Я его друг!

– А Хаим умер. Два года назад в Тель-Авиве. Богато хоронили. А где Моше?

– Живой! Сбежал за границу, в Петербург, после войны с грузинами. С деньгами. Всё у него хорошо.

– Спасибо. Пошёл магазин открывать.

– Пока, Миша. Очень рад был тебя встретить!

– Я тоже. Гуд бай!

И заходит в магазин.

Сафоновы в шоке. Глазам и ушам не верят. Уж не розыгрыш ли? За пять лет в эмиграции никого не встречали, кроме близких родственников, а тут такое – тать в нощи!

– Света, – говорят жене, – он это всё на месте придумал?

– Да нет, – отвечает жена, – у него ВСЁ так.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», №42 (57) 21-27ноября 2003 г.