– Тоже мне Арраго! Считать надо уметь! – орал Макс под бурные аплодисменты.

Цирк понял, что его не разыгрывают, что на двадцатом месте третьего ряда партера вопит нечеловеческим голосом не подсадная утка, а настоящий гений быстрого счёта. Макс сдержал обещание: мнемотехник Хорошевский был повержен, представление было сорвано. Купив водки и закуски, Макс вёл своих молодых друзей в гостиницу «Волга», где он снимал номер-люкс всегда, когда приезжал в командировку в родной Саратов.

Фокусы Макса были нам давно известны, да и сам Макс Николаевич Ритов тоже уже два года не был для нас загадкой.

Я познакомился с ним в доме своего товарища и одногруппника по физфаку профессора Иманюэля Рабиновиц, университет Альбукерке, Нью-Мексико, США, а в те годы – Мишки Белова-Рабиновича. На самом деле дома никакого не было, а была маленькая двухкаморная квартирка в ветхом клоповнике, правда, в самом центре города. Через сорок лет трещавшее уже в шестидесятые годы здание сломали, и на его месте возвели памятник Столыпину. Мы не без оснований называем его памятником Рабиновичу, тем более что усы и борода усиливают сходство.

Меня, на то время бездомного, приютили по доброте душевные Мишкины родители – Моисей Юдлович и Роза Соломоновна, интеллигентные люди старой закалки. Круг их друзей был не таким широким, но значимым: от знаменитого физика-весельчака профессора Степуховича, Розиного однокашника, до поэта Бориса Белова, родного Розиного брата. Степуховича звали Александром Давидовичем, а Солженицына Александром Исаевичем. Женой сидящего Солженицына была аспирантка Степуховича Наташа Решетовская. И однажды она перепутала адресатов: новогоднюю открытку с Кремлёвской башней получил в бараке будущий великий писатель, а треугольное письмо на тетрадном листке – на кафедре профессор. Обоих вызывали в одно и то же место. Писатель так возревновал, что впоследствии, уже на свободе, развелся. Профессор в последующей жизни хвастал письменным знакомством с великим зеком.

Чем занимался на своём заводе старший Рабинович, я не припоминаю. А вот неоценимый вклад Моисея в международное рабочее движение производился на моих глазах. Дело в том, что, как и библейский тёзка, наш тоже был пророком. Каждое утро нэпмански лысый, вальяжный Моисей Юдлович будил нас с Мишкой раскатистым горловым бульканьем, что означало конец утреннего туалета, и ёмкой короткой фразой, всегда новой.

– Морис Торез! – басил он прочищенными связками. И через неделю вождь французских коммунистов играл в ящик.

– Пальмиро Тольятти! – провозглашал убийца. И через десяток дней уходил в название города лидер итальянской компартии.

За короткое время моего проживания на его совести также выдающиеся коммунисты Отто Гротеволь (Германия) и Уильям Галлахер (Великобритания).

Мы с Мишкой пытались заказать у провидца наших, но тот вежливо отказывался, помня о тридцать седьмом годе и деле врачей-вредителей.

Старый друг семьи Макс Ритов работал Главным Специалистом того министерства, которое ведало в стране строительством мостов и тоннелей, а Макс в этой конторе ведал расчётом этих мостов и тоннелей. Точнее, проверкой этих расчётов. Проверки Макс Николаевич производил не на работе, а в спальном купе скорого поезда с момента сдачи проводнику билетов до подачи чая перед прибытием на станцию назначения, где строился подозрительный объект. Расчёты проверялись в уме без привлечения каких-либо вспомогательных средств – Макс был чудо-счётчиком.

Простые граждане того времени с линейками и таблицами логарифмов, да и теперешние господа с супер-калькуляторами должны сначала пройти курс молодого бойца, чтобы, как говорят члены партии власти, «вписаться в вопрос».

Хотите узнать, чему равен корень пятой степени из 248832? Пожалуйста – 12.

А девятой из 8589934592? Конечно же, 8.

А 123456 умножить на 654321? А что тут такого – 80779853376.

А сколько слов в написанном выше тексте? 493.

А букв? 2910.

А если это вам говорят через три секунды, ни разу не ошибаясь? Не слабо?

А если вы горсть гороха из двух рук кидаете на скатерть, и вам говорят сразу, что 138 остались на столе, а 22 скатились, и вы полчаса проверяете ответ, считая эти чертовы горошины по одной, штука за штукой, и ищете на полу эти подлые 22? Как вам это?

Да вот так: это десятая часть фокусов Макса. Кроме этого, напоследок, покажешь ему на мгновение разворот телефонного справочника, а он все номера телефонов с фамилиями, инициалами и адресами, не закрывая глаз, повторяет. Только успевай следить!

Ошарашенный циркач до неожиданного провинциального фиаско зарабатывал деньги на этой самой штуке, но не знал, что ученики великого Арраго водятся в такой глуши.

– К Роману Семеновичу меня привели в Московский цирк прямо после войны, – хвастался Ритов. – Старик уже перенес инсульт, но на арену выходил. Я продемонстрировал в уборной всю его программу, и дед сказал: «Юноша, даю вам путёвку в жизнь». Взял свою афишу и написал на ней – «Максу Ритову, калькулятору высшей пробы и моему наследнику на арене. Роман Арраго (Левитин)». Но в нашей семье меня осмеяли и засунули в автодорожный институт. Работа не пыльная, и досуга много – соревнуюсь с вычислительными машинами на ВДНХ и во Дворце пионеров. Выставка дает мне грамоты, а пионерская организация зачислила в почётные пионеры. Вот жалкий жребий признанного гения!

Непризнанным гением Макс считал себя в педагогике. Он был абсолютно уверен, что его необычайные способности есть результат работы над собой, и могут быть переданы ученикам средних способностей и большой усидчивости. Мы, молодые ребята последующего поколения, и были его бесплатными подопытными кроликами.

В своих уроках-проповедях Ритов был неподражаем. До перехода к обучающим системам Трахтенберга и Гольдштейна Макс Николаевич садился за пианино на винтовой стульчик, который почти полностью скрывался под его необъятными рыхлыми ягодицами, ерошил свои негритянские кудри и во всю мощь шепеляво орал под три аккорда оперетту:

Моль – ядовитая букасечка,
Моль – это слая таракасечка,
Моль – это маленький сверёк.
На субку скок. На субку скок!

Тут Макс резко останавливался и как вождь и учитель произносил речь:

– Дорогие братья и сёстры по разуму! К вам обращаюсь я, человек, который всему научился сам, и может и хочет научить вас. Первое – это тренированная память. Кто из вас помнит Краткий курс истории ВКП(б). Никто. А как это объясняют? Зачем мне эта чепуха нужна? А мне она нужна, по-вашему? Нет. Но эта книга была везде в нашей стране, как Библия в американском мотеле. И я проверял на ней свои успехи. И до сих пор она со мной. Откройте её на любой странице и прочитайте первое предложение. И если вы меня не остановите, я наизусть и без ошибок прочту её до конца. Что это, врождённое? Нет. Мои папа и мама эту херню в глаза не видели. Я выучил этот текст. И вы можете его выучить. Приступим к занятиям.

Из вежливости мы потакали гуру. Тем более, что часовой тренинг всегда оканчивался часовой выпивкой. Ритов считал, что алкоголь расширяет мелкие сосуды головного мозга и способствует развитию памяти. По себе.

Грушевидный жизнелюб Макс Николаевич был записным обжорой, набивая своё немалое пузо странными сочетаниями: водку он пил под пирожные, а чай закусывал селёдкой. Быть может, это его и погубило – он умер, не прожив и половину положенного срока. Но мы, те, кто не считает генетику продажной служанкой буржуазии, знаем, что Макс жив в осуществлённом виде. Его родной внук Максим Длуги, президент американской шахматной федерации, является чемпионом мира по БЫСТРЫМ шахматам!

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», №44 (59) 5-10 декабря 2003 г.