В ходе подготовки к загранкомандировке, еще в Москве, на Лубянке, руководители заранее определяли, какую агентуру я получу по приезде в венскую резидентуру, а посему мне передавались личные дела источников информации. Среди них был и Франц. Из его личного дела явствовало, что он австриец, не женат, специалист в области отопительных систем самолетов. Честен, каких-либо подозрительных моментов в его поведении не выявлено. Уже давно по нашей рекомендации выехал работать в ФРГ – на один из заводов фирмы «Мессершмитт». Несколько лет подряд выполнял задания нашего Центра. Однако некоторое время назад он был с повышением переведен в другое подразделение фирмы, занимающееся бытовой отопительной техникой, в частности очень модными тогда электрическими саунами.

Хотя Франц и продолжал освещать вопросы авиационной тематики, информация от него стала поступать редко, к тому моменту все интересующие нас вопросы уже были им освещены. Назревал вопрос о дальнейшей целесообразности использования Франца. Мне же было ясно, что руководство передает Франца на связь, чтобы я, как начинающий разведчик, побыстрее освоился в работе с агентурой в условиях заграницы. Агент – несложный, его информация фактически являлась не секретной, а лишь конфиденциальной.

Я волновался на первой встрече сильнее, чем мой Франц. Ведь я впервые видел агента-иностранца. Франц произвел на меня самое благоприятное впечатление. Высокий, стройный, седоват, улыбчив, ценит юмор.

Агент вел себя на первой встрече непринужденно, рассказывал анекдоты, в основном «про это». Видно было, что он старый ловелас. Когда стали оговаривать условия связи, Франц сказал, что здесь вообще нет вопросов. В Германии он был как бы «на вахте» и может появиться в Вене после моего условного звонка к нему на фирму в течение 3-4 часов, ибо служебные самолетики постоянно курсировали в столицу Австрии.

Я до сих пор не понял, кто руководил этой встречей – Франц или я. Франц на этой встрече был как бы моей мамой, которая взяла за химок котенка и возит мордой по земле, приговаривая: «Веди себя хорошо, слушайся, никого не бойся, будь храбрым!» В общем, Франц по-доброму смеялся мне в лицо, почти что ржал, но дружелюбно.

Я излагал ему прописные разведывательные истины и аксиомы, да еще на ходу с большим волнением переводил их для себя на английский. Я еще доживу до того дня, когда Франц скажет: «Вы делаете большие успехи в английском. Вы перегоняете меня». Это был комплимент, когда иностранец говорит русскому молодому мужчине: «А ты тоже не дурак». Ах, если бы он только знал, что язык фактически освоен за полтора года!

Время шло. Информация от него поступала, но не очень полезная. Что делать? Исключить из агентурной сети? Самое простое. Жалко.

Бессонно проведя ночь, что-то вспомнив из чекистской теории, на утро я вышел к своему венскому руководству с предложением – не исключать Франца из агентурной сети, а переделать его из агента-информатора в агента-«почтовый ящик». Есть такая форма агентурных отношений, когда роль агента, и очень важная роль, заключается в том, что он получает изредка (3-4 раза в год) письма из третьих стран, конспиративно передает их оперработнику, который направляет их диппочтой в Центр. В будущем у «Франца» будет два корреспондента (агенты-нелегалы из Южной Америки). Почему два? Чтобы на конвертах были разные почерки. Содержание письма, как правило, имело бытовой смысл, может быть, иногда агент-нелегал говорил руководителю, что переезжает в другую страну, может быть, говорил об отеле или фирме, где остановится. Основное содержание документа находилось в тайнописи или непроявленной микроточке, размер которой был меньше булавочной головки. Так что предательство агента-«почтовый ящик» могло привести к тяжелым последствиям для разведки. Все эти прописные истины я выслушал от своего руководства при решении вопроса быть или не быть Францу агентом-«почтовый ящик».

Мне предлагалось организовать дополнительную, жесткую проверку источника по легенде. На очередной встрече я сказал Францу, что на днях из Москвы прибывает наш агент-нелегал, которому в течение 3-4 дней нужно передохнуть в Вене. А по сему я прошу предоставить в мое распоряжение его венскую квартиру. Он согласился, пояснив, что несколько дней он может пожить у знакомой женщины, рассказал о некоторой особенности пользования ключами от его квартиры. Франц рассказал также, что в одном подъезде с ним живет полицейский офицер предпенсионного возраста, с которым он поддерживает дружеские отношения. Роль «прибывающего из Москвы» была поручена инженеру нашего Торгпредства, у которого через десяток дней заканчивалась загранкомандировка, и он возвращался в Союз.

Ему было поручено занести записывающую аудиоаппаратуру на квартиру Франца. В означенный день мы с инженером помотались на моей «Шкоде» два или три часа по городу и, не обнаружив за собой «хвост», прибыли к дому Франца.

В небольшом чемодане находился вмонтированный средних размеров магнитофон, особенность которого заключалась в том, что он включался, когда открывалась входная дверь квартиры. Инженер, которому я объяснил, как пользоваться ключами от квартиры Франца, должен войти в квартиру, оставить там чемодан и минут через 20-30 покинуть дом.

Я сидел на скамейке в сквере напротив дома и видел, как инженер вошел в подъезд. Минут через пять из него вышел сосед Франца – офицер полиции, которого я узнал по фотографии. Он был в форме. А через мгновение вышел мой инженер с чемоданом в руках. Спокойно пересек улицу и сел на мою скамейку. Спрашиваю: «Что случилось?»

«Не сумел открыть дверь квартиры». Снова повторяю инструктаж. Чемодан начал работать на нас. Через трое суток инженер вынес чемодан. На магнитофонной пленке записей не было. Квартиру за трое суток никто не посещал. На очередной встрече я поведал о новых задачах, которые ставит советская разведка. Определено небольшое ежемесячное пособие. Оговорены условия связи при получении писем из третьих стран. Тогда мы еще не знали про Штирлица и профессора Плейшнера. И, тем не менее, именно Франц предложил следующую схему связи. Он увлекался разведением домашних цветов, которые грудились на окнах. Мой автомобильный маршрут – утром на работу и вечером с работы – проходил мимо его дома. Мы оговорили, что если на определенном окне нет цветов – им для меня получена письменная информация.

Мы с Францем как с «почтовым ящиком» поработали около года. Все нормально. И вот однажды, получив сигнал от агента, в 19.00 выхожу на заранее обусловленную точку – одну из улиц Вены (как правило, разведчик, работающий за рубежом под дипломатическим прикрытием, почти все агентурные мероприятия проводит в тандеме. Мой напарник Миша Иванов условным сигналом подтвердил, что слежки нет. Сегодня Миша помогает мне, завтра я буду помогать ему).

Однако Франц на встречу не явился. Жду пятнадцать минут, ухожу, и вновь появляюсь на точке встречи в 21.00 (запасная встреча). Агента нет. Остается резервная встреча в 19.00 на следующий день. Франца вновь нет, то есть сигнал о необходимости встречи есть, а агента нет. Докладываю руководству. Не только утром, но и вечером, проезжая мимо дома Франца, вижу: сигнал есть, электрический свет в квартире не зажигается. Остается «железная» встреча.

Это встреча, когда контакт с агентом происходит в определенный день недели будущего месяца на оговоренной точке.

Итак, положим, в четверг нового месяца, ровно в 19.00, со всеми предосторожностями, появляюсь на точке. Навстречу мне идет Франц, лучезарно улыбаясь в усы. Мы обнимаемся. Ну, прямо встреча двух братьев. На ухо агенту я шепчу: «Где ты был, чудак?» Франц отстраняется от меня, перестает улыбаться и очень серьезно отвечает: «В тюрьме!» Единственная мысль: «Где брать будут? Наденут ли наручники? Видит ли напарник Миша Иванов эту встречу с агентом? И если меня возьмут, как скоро он доберется до нашего консула и когда последний займется моим освобождением?». Я прошу, стараясь быть спокойным, пояснить, в какой же тюрьме он был. И Франц рассказал следующее. Получив письмо, накануне встречи он выставил в своем окне соответствующий сигнал. После чего, сев в новенький «Фольксваген», который ему был подарен по разрешению Председателя КГБ СССР за длительное и плодотворное сотрудничество (чем он очень гордился), Франц отправился к любимой женщине, которая жила на окраине Вены, имела большой виноградник. Была поздняя осень, когда австрийцы празднуют неделю молодого вина. Приятной встрече с любимой женщиной способствовало и то обстоятельство, что ее сын недавно был призван на службу в армию, служил в Вене. Ну что ж, сына нет, вино есть, женщина рядом! Благодать! Откушав достаточное количество молодого вина, парочка увидела на пороге дома сына-солдата. Они давно условились, что Франц при ее сыне не остается на ночь. Сын был отпущен ночевать домой за хорошую службу. Очевидцы утверждали, что злой и пьяный Франц мчался на огромной скорости, за ним полиция. Сам Франц ничего не помнил. Ночевал он в участке. Утром полицейский представил материал на Франца в суд, который постановил: 1) выразить ему общественное порицание, 2) оштрафовать на два минимальных оклада, штраф может быть заменен двухнедельным тюремным заключением.

Франц выбрал последнее.

На страшно грубом английском языке, где слово «идиот» было самым ласковым, я спросил агента, почему же он не попросил денег у меня. Франц ответил, что думал об этом, но не решился, так как считает, что советская разведка, которая совсем недавно подарила ему новенький «Фольксваген», не является дойной коровой. На мою реплику, что теперь он взят на спецучет полиции, Франц ответил: «У нас в Австрии каждый полицейский знает, что коммунистическая разведка не связывается с алкоголиками».

МАТОРИН Юрий Викторович,

69 лет, кадровый чекист, полковник КГБ в отставке.

Закончил физический факультет Саратовского госуниверситета. После года работы на заводе «Рефлектор» перешел в местное управление КГБ. Руководил отделом контрразведки, в течение четырех лет находился за границей по линии внешней разведки.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 32 (47), 5-11 сентября 2003 г.