Узнал про юбилей театра на Таганке и вспомнил...

Воспоминание первое

Кто-то в школе рассказывал, что в Москве появился необыкновенный театр. Якобы там перед спектаклем о революции на входе вместо билетеров стоят матросы с винтовками и накалывают билеты на штык, а по фойе шныряют разные темные личности, одетые в спекулянтов, проституток и т.д.

Не верилось.

Воспоминание второе

Попав на курсы в Москву (1973), одной из первоочередных задач поставил попасть на Таганку. Культовые цели того времени: увидеть Солженицына, купить первое и единственное книжное без купюр издание «Мастера и Маргариты», стихи О.Мандельштама в «Библиотеке поэта», прочитать «Лолиту» и побывать на Таганке, причем, разумеется, на Высоцком. Из этого набора я осуществил приобретение Мандельштама, прочел «Лолиту» в издании Ардиса и побывал на Таганке, правда, Высоцкого не видел.

Приобрести билет на Таганку можно было только с рук, как и в другие популярные театры. Однако если лишний билет в «Современник» начинали спрашивать от метро Кировская и в начале Чистопрудного бульвара, то на Таганку даже не у метро Таганская, а внизу, на самой станции, на эскалаторе. Сам же театр был ежевечерне окружен густою толпой и милицией. Тут же обсуждались спектакли и цены, и неизменно витал вопрос: играет ли сегодня Высоцкий или заменен другим исполнителем. При словах «заболел» толпа понимающе, но без насмешки, вздыхала.

Дело было зимою, в январе. Я, уже побывав в нескольких театрах, включая премьеру в самом «Современнике» и там же знаменитые «Провинциальные анекдоты», все еще не был на Таганке. В один из вечеров я применил уже испробованную тактику – не метаться с вопросом к каждому проходящему, а стоять на месте, рассчитывая исключительно на везение. Жертвою я наметил высокую худую девушку в дубленке, что по тем временам было признаком достатка. Я обратился к ней с вопросом, и в ответ услышал с сильным акцентом – дескать, билет будет, если не придет тот, кого ждет. Я попросил не отдавать в таком случае билет не мне.

Время тянулось как во всяком ожидании, рывками, мела поземка, метались черные силуэты просящих. С чувством достоинства проходили обладатели билетов. Спектакль был шумный и почти премьерный – «Деревянные кони» по Федору Абрамову. До звонка оставалось 3 минуты, когда билет достался мне. Мы с грузинкою, как я мысленно (нос, акцент, дубленка, Таганка) определил благодетельницу, ринулись внутрь.

В зал уже не пускали, шипели билетерши, из теплоты зала пахло духами, потом и кулисами, я потерял спутницу, оказавшись как бы не в партере и не на балконе. А вроде как в бельэтаже. Теснота, везде теснятся фигуры, дышат, шепчутся. И тут, приглядевшись, я вижу свободный венский стул, отдельно стоявший у самого барьера, и, не теряя времени, сажусь на него, крайне довольный свой смекалкой и быстротой. Откуда-то сзади возникает шипящая служительница, но не успел я понять, что шипенье относится ко мне, как как-то косвенно, по касательной, возникает осанистая фигура, и служительница замолкает. Фигура стоит совсем рядом со мною, почему-то поигрывая электрическим фонариком. В полумраке я узнаю фигуру и освобождаю место.

Я уселся на стул Любимова.

Спектакль я начал воспринимать уже со второго действия, изредка обмениваясь впечатлениями с соседкой, худой, черной как галка, горбоносой.

Впечатления были оглушительные.

А грузинка оказалась француженкой Анной Булодон, студенткой-слависткой, специализирующейся на «деревенской» прозе.

После спектакля я вежливо проводил (на автобусе) Анну до общежития МГУ на Ленинских горах. Мы обменялись адресами.

Убей Бог, не помню, каким образом я очутился на втором спектакле «Бенефис», посвященном 150-летию А.Н. Островского. Он был составлен из разных пьес. Сваху играл усатый Семен Фарада, кричал в зал: «На нас идет войной белый арап!» – и зал понятливо аплодировал, Бальзаминова сообщала: «Китай не там. Китай на нашей стороне», и все опять радостно понимали, что речь не о Китай-городе. И ведь не придерешься, текст-то Островского, ай да Любимов!

Воротившись в Саратов, вместо того, чтобы забыть о француженке, я затеял очень даже напрасную вещь. Именно в тот год вышел том Булгакова (см. выше), куда вошел роман о Мастере без журнальных купюр. Книга была практически недоставаемая, ибо почти весь 30-тысячный тираж ушел за границу, а в СССР продавался в отделах валютных магазинов «Березка» и был разослан по областям в количестве одной пачки с рекомендацией директору книготорга воспользоваться при распределении рекомендацией обкома (на членов бюро которого в аккурат и хватало пачки).

Я придумал добыть заветный том через француженку еще в Москве, когда она поведала, что ей не удалось купить книги всех деревенщиков.

Для приличия первое письмецо я написал просто так, дескать, привет с берегов Волги берегам Сены и проч.

Вторым же посланием была посылка – ящик, битком набитый книгами В.Белова, В.Распутина, Е.Носова и др.

На благодарный ее ответ я задумал попросить ясно что.

Вместо этого в очередной свой визит в редакцию журнала «Волга», где я трудился литсотрудником, так называемый «куратор», обходя кабинеты и дойдя до нашего, отозвал меня и, как бы между прочим, спросил: во Францию хочешь? К Анннне Булёдонн? – с издевательским прононсом сказал тот, кого наш другой литсотрудник Ольга Николаевна называла «мальчик Гена со страшными глазами».

Нет! Я не хотел ни во Францию, ни в КГБ. Бог с нею, с книгой, в конце концов, у меня есть отэренная журнальная копия (за которую, впрочем, тоже по головке не поглядят – был еще свеж в памяти устроенный КГБ шорох по множительной технике заводов и институтов).

Воспоминание третье, отчасти проистекающее из финала второго

Ведь если бы я продолжал переписку и сделался бы сомнительного поведения, через 4 года меня бы не приняли в члены КПСС, а спустя 15 лет не избрали бы делегатом исторической ХIХ партконференции.

Конференция по части благ была, к сожалению, уже слабовата. Горбачев боролся с излишествами, и старые делегаты с тоскою вспоминали о золотых часах в подарок и море разливанном напитков в брежневскую эру. Но кое-что все же было. В том числе и свободный доступ на любой спектакль Москвы. Беда была лишь в том, что заседания заканчивались очень поздно, почти в одно время со спектаклями. Не помню уж как, но в какой-то день я успел забежать в номер в гостинице «Россия», где сидел человек на билетах для делегатов, меня доставили на Таганку буквально к звонку – как и 15 лет назад, только уж не мешали, а напротив, проводили в зал и усадили на близкий к сцене ряд.

Был жаркий июль, я был утомлен – возможно, поэтому спектакль «Мастер и Маргарита» решительно мне не понравился.

Воспоминание четвертое, и последнее

Перед одним из букеровских обедов, который в тот раз состоялся в «Метрополе», я стоял в очереди к стойке, за которой раздавали спиртное. Специфика очереди в том, что в ней можно было наблюдать Владимира Васильева, Константина Борового, Олега Табакова и проч. Впереди меня стояла Белла Ахмадулина. Вдруг по очереди – повторяю, «звездной» очереди! – словно бы прошло движение, и очередь расступилась, пропуская осанистую фигуру. То есть к стойке Юрия Любимова пропустила конкретно Белла Ахатовна, и он, чуть помявшись, благосклонно допустил, и мы, по крайней мере я, стали наблюдать, как бармен готовит для Маэстро в высоком стакане коктейль «Кровавая Мэри». Свершалось это почему-то крайне медленно. И тут Ахмадулина представила меня Мастеру и его жене-венгерке, и он сказал красивым голосом, что мы с ним почти земляки, так как он родом из Ярославля.

Тут и его «Кровавая Мэри» подоспела, а я стал дожидаться своего джин-тоника.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 17 (79), 30 апреля – 13 мая 2004 г.