Он стал частью вечности, хотя очень многим сам казался вечным. И неспроста казался: сумел же он когда-то стреножить многосильного русского беса, который долго водил его, только не по «городу Парижу», а по нашим родным сермяжным краям со всеми втекающими и вытекающими атрибутами… И униженный бес потом ходил тише воды, ниже травы, бессильно наблюдая, как Андрей Петрович Мизинов во время пиров и пирушек едва пригублял из своей рюмочки, да видно всё-таки взял лукавый своё измором.

А может Петрович, как архаический былинный Святогор, как самую большую угрозу для себя носил с собой собственную силу. А сила у него была – не подковы гнуть, а быть искренним и цельным, по-рок-н-ролльному безоговорочным. И тут пружиной выскакивает на поверхность сознания воспоминание о том, как однажды он показал мне найденный в Youtube фрагмент концерта Джина Винсента. Он потом очень часто пересматривал его и даже когда звонил мне по телефону, заводил это видео на своём конце линии с радостью и гордостью, потому что Мизиныч сам был таким же. Взмыленный, надрывающийся, очень артистичный человек на чёрно-белой плёнке, который доводил до умопомрачения, до крика и до слёз восторга даже своих музыкантов, не говоря про публику, а потом, превозмогая боль, уходил за кулисы, с трудом переставляя негнущуюся ногу, ибо Джин Винсент был инвалидом. Инвалидом, пострадавшим от рок-н-ролла. А Андрей Мизинов так и не реализовал маленькую рок-н-ролльную мечту спеть «Be-Bop-A-Lula» так, как делал это Винсент – с крепкой электрической командой и, главное, стоя, а не сидя с гитарой, как обычно выступал Андрей. Сколько ещё таких маленьких пароходиков мечты так и не отправились в рейс. «Увидел пароходик и сгорел дотла…», как спел один талантливейший, давно покойный русский бард… Также когда-то узрел Петрович через границы и занавесы иноземных «битлов» и спалил на рОковом алтаре дотла то, что могло бы сполна принадлежать «совейскому» государству.

Андрей себя бардом не называл, он был, конечно, рокером. Рок-н-ролл и правда был для него почти религией. А может и не почти. Только группой он так и не обзавёлся, но по энергетике и подаче не уступал коллективам первой волны саратовского рока, на одной сцене с которыми выступал и признавался фестивальным лауреатом, хотя формальные титулы для него едва ли много значили.

У него была своя, не массовая дорога – The Long And Winding Road – Долгий Извилистый Путь, который, увы, оказался отнюдь не таким долгим – даже полвека ему не отпустила судьба.

Важнее формального признания была, наверное, заветная формула Высоцкого: «чтобы помнили, чтобы везде пускали». Его действительно помнили и пускали на рок-концерты, а в последние годы стало гораздо больше таких, на которые просто не могли не пускать, поскольку это были его концерты. Он снова писал песни, поверил в нужность своего сценического самовыражения, даже появились сподвижники-аккомпаниаторы, для которых Андрей Мизинов придумал несерьёзное вроде бы, но очень характерное и самоироничное название «Распи…». Успели записать три песни, потом саксофонист Серёга Канаичев уехал на сезонные летние заработки на юг, а Андрей отчего-то заключил перемирие с тем самым покорённым бесом, причём случилось это скорее не от тоски, вопреки распространённому сценарию, а на радостях: он снова выступал, снова писал песни, наконец-то начал нормально записываться...

Хотя, кто знает? Мизинов вообще не очень-то любил раскрывать гардероб своей души, держал своё при себе, но и навязывать себя другим не любил. Не только выглядел, но и был настоящим российским мужчиной. Которого иногда захлёстывает девятый вал одиночества, и только внутренний стержень помогает выдерживать внутренние удары стихии. Но любые силы человеческие нуждаются в подпитке. И в итоге внимания и пригляда со стороны близких, наверное, Петровичу не хватило. И, вроде, друзей было много, и поддержать было кому, да вот как-то ни порознь, ни вместе не сдюжили. Не взяли к себе на время, не помогли с ремонтом, который он затеял и утонул в быту, не уговорили поехать в больницу, когда видно было, что он никак не может выкарабкаться. В больнице он всётаки оказался, но к этому времени процесс, видимо, был уже необратимым. Хотя, опять же, кто знает? В общем, «не уберегли, не досмотрели…», как пел всё тот же вышеупомянутый русский бард Веня Д'ркин.

Он лучше всех из тех, кто в Саратове пытается перепевать Высоцкого на людях, справлялся с этой нелёгкой задачей, исполняя те песни Семёныча, которые мог бы написать сам. Он аутентично, стильно и в то же время по-своему выдавал классику Аркаши Северного. Он был социально неравнодушным – спел не только про бронзового истукана, который грозно нависает над главной площадью Саратова, но и про нашего президента, и песни эти далеки от лирического воркования. При этом с доброй наивностью, которая абсолютно не выглядела и не была фальшивой, выразил свой хипповский рецепт – «Секс, канабис, рок-н-ролл», хотя канабису Мизиныч предпочитал кофе собственного приготовления. И этого кофе, чёрт возьми, никто из тех, кто был близок с ним, больше не вкусит.

Я так и не успел написать о нём прижизненную статью, так и не принёс ему давно обещанные видео с концертов Брайана Зетцера и не записал с ним альбом. А может «Они Там, Наверху» и «ушли его», чтобы как можно больше из нас возвращалось из боя. Или чтобы всё-таки сгорали дотла в рок-н-ролле?..