В предыдущих главах («НВ», №№ 27– 29, 2004) Лев Пекшин по прозвищу Змей Горыныч, московский бизнесмен родом из С., исчез из собственной квартиры. К розыску, в числе прочих, подключается частный сыщик Синицын. Расследование приводит его на родину пропавшего. Прямо с вокзала он отправляется на поиски матери бизнесмена, скромной учительницы литературы. Но за несколько часов до прибытия сыщика в С. старушка Пекшина произвела в стенах лицея небывалый переполох и отбыла в отпуск в неизвестном направлении.

Продолжает журналист Светлана МИКУЛИНА.

Частный сыщик Женя Синицын прекрасно знал, что в любом провинциальном городе есть какой-нибудь модный ресторан, клуб или бар, где тусуются все местные сливки общества и где о людях, сколотивших себе состояние, можно узнать самые разнообразные вещи – от фантастических сплетен до реальной информации. В С. таким местом был ночной клуб «Византия», аляповатое, расцвеченное огнями здание недалеко от городской набережной. По слухам, предоставлялся здесь полный ассортимент услуг – от женского и мужского стриптиза и до доставки смазливых девочек и мальчиков непосредственно в апартаменты заказчиков. Короче, та еще жизнь кипела в «Византии». Старушки, проживающие по соседству с клубом, иначе как чумным бараком это заведение не называли.

Синицын, имевший за плечами более чем бурную молодость, да и не особо образумившийся к своим 35 годам, никакой провинциальной чумы, ясное дело, не боялся. Миновав гориллообразного охранника, Синицын прошел в «Византию» и устроился у стойки бара. 11 вечера здесь что раннее утро, поэтому посетителей наблюдалось немного – густо намазанная, в серебряных браслетах, брелоках и монистах, словно осыпающаяся елка, матрона меланхолично курила, стряхивая пепел в фарфоровую тарелку с затейливым десертом, да двое молодых мужчин громко спорили о колебаниях на фондовом рынке. Хорошенькая официантка заинтересованно обратила на Синицына свои нереальной синевы глаза. «Контактные линзы куколка носит», – машинально отметил про себя Синицын.

– Что будете заказывать? – проворковала она.

– Фруктовую воду, – отозвался Синицын, выудив из арсенала своих улыбок наиболее многообещающую.

Личико у девушки померкло.

– Воду? – переспросила она тусклым голосом.

– Именно, – кивнул Синицын. – Я, знаете ли, много наслышан про местную фруктовую воду. Издалека вот приехал, чтобы ее, родимую, отпробовать. Ваш житель, некто Пекшин, запатентовал совершенно особую воду – на родниковой основе она, вроде, делается, с добавлением только натуральных фруктов. Поэтому, девушка, подайте-ка мне водички, – и с этими словами Синицын вложил в ладошку синеглазой официантки стодолларовую купюру.

– Сколько вам водички? – улыбнулась официантка.

– Стакан, – отозвался Синицын.

– И все?! – снова впала в депрессию синеглазая.

– И все, – подтвердил Синицын, – я, знаете ли, на службе. Должен быть трезв и наблюдателен, желаю у господина Пекшина интервью взять. Ма-аленький аванс я вам за помощь уже выдал.

– Я бы рада вам помочь, но... Но... Пекшина-то вы уже не у нас найдете.

– А где же он? – озадачился Синицын.

– Да он в Москве уже давно. Что таким, как Пекшин, в нашей провинции делать?! Поднялся он сильно. А вы из какой газеты? Неужели из Москвы?

– Я из журнала. Петербургского, – не моргнув глазом соврал Синицын, – и наши олухи не удосужились проверить, что Пекшина-то уже давным-давно в провинции нет. Я, впрочем, тоже балда, ушами прохлопал, столько времени впустую сюда пропахал. Хотя... Ради таких бархатных глаз... Нет, не зря я сюда приехал.

Синицын был не особенно разнообразен в своих комплиментах. С шелком, бархатом да еще атласом он сравнивал преимущественно и руки, и глаза, и волосы приглянувшихся ему женщин. Эффект получался поразительный – таяли как шоколад на солнце и заметно глупели от умиления и красавицы, и умницы.

Ближе к полуночи Синицын уже располагал кучей занятной информации о господине Пекшине. Сто баксов сделали свое дело. Официантка Юля познакомила «петербургского журналиста» с гардеробщиком Семеновичем, который знал Пекшина еще зеленым юнцом. Семенович оказался словоохотливым, забавным старикашечкой с коротким толстым туловищем и плутовскими глазами. «Есть в нем что-то от хоббита», – отметил про себя сыщик. Смерив Синицына изучающим взглядом, хоббит неторопливо произнес:

– О Пекшине, значит, писать собрался... Ну-ну... Непростой парень Левушка. Матушка у него была несостоявшаяся актриса, волею судеб стала учительницей в школе, но в грымзу, в училку не превратилась. Ксения Леопольдовна ужас как хотела, чтобы сын стал актером, но тот безбашенный – предпочитал играть не на сцене – в жизни.

– С кем играть? – уточнил Синицын.

– Со всеми, с кем судьба сведет, – хмыкнул гардеробщик. – Один раз, помню, нищим обрядился, да у городского рынка сел подаяние просить. Лет двенадцать ему тогда было. Училки из школы его как назло за этим делом застукали. Такой трам-тарарам подняли! Ксению Леопольдовну тогда чуть с потрохами не съели: ты, мол, что за мать такая, почему пацана своего не кормишь, он в попрошайки подался! А еще чужих детей смеешь литературе учить, с такой-то мерзкой душой!

– Эта Леопардовна... Тьфу ты, черт, Леопольдовна, его что, действительно не кормила?

– Да кормила она его замечательно! – махнул рукой гардеробщик. – Просто выдрючивался Левка всю жизнь. В юности, прикинь, как и я, гардеробщиком работал. В городском драматическом театре. Мать его тогда возликовала, думала, искусство его заинтересует, а он у гримера уроки брал, ему было интересно, как разного рода краски и парики физиономию изменяют. Барышни его с юности обожали – яркий парень, щедрый. В театре Левушка, к сожалению, долго не задержался – поперли его оттуда. В смысле уволили, – культурно поправил себя Семенович.

– Неужто шубы у богатых зрителей тырил?!

– Шубы – это хотя бы понятно, искусительно, то да се, – отозвался всезнающий гардеробщик. – Нет, Пекшин театральный реквизит к рукам прибирал. Он, вообрази, с помощью зауряднейшей спицы всяческие ящички и шкафчики в театре открывал и разную дребедень вроде вееров, масок, старой посуды оттуда извлекал. Путевых вещей-то среди всего этого не было, так, хлам запыленный. И из-за этой дряни его чуть было под суд не отдали...

– Так может Пекшин клептоман? – подумал вслух Синицын.

– Не-а, он не колется, – возразил гардеробщик.

– А выпивал Пекшин крепко? – поинтересовался детектив, раздумывая о том, не под мухой ли «клептоманил» Пекшин.

Старик-гардеробщик, видимо, понял ход мыслей своего собеседника.

– Алкашом он никогда не был и если даже нужный градус в крови имел, все свои дела делал осмысленно.

– А женщины? – вкрадчиво поинтересовался Синицын, – как вы полагаете, он будет в своем интервью говорить о женщинах?

Гардеробщик внушительно откашлялся.

– Чего Пекшин-то натворил? Снова чью-то голову в духовку запихнул?

– Каку таку голову? – остолбенел Синицын.

– Я вам объясню, – спокойно сказал гардеробщик, – Пекшин – очень вспыльчивый тип. Однажды (он уже игровые автоматы в городе имел) приревновал свою супругу, да и сунул ее голову в духовку...

«Супруга, – щелкнуло в голове у сыщика, – значит, кроме столичной супруги Вики у него имелась еще и провинциальная жена».

– Что, отрезал да и запек под майонезом? – хохотнул Синицын. – И зовут его на самом деле не Пекшин, а доктор Лектер. Милейший каннибал. – Синицын хохотал, а между тем на душе у него было совсем даже не хорошо. Даже в животе заныло. Пропавший явно не являлся не то чтобы пай-мальчиком, он вообще, похоже, был экстремальным типом. Как бы те, кто его похитили, не пожалели об этом, не без мрачного юмора подумал Синицын.

А гардеробщик между тем хмыкнул:

– Запечь-то он ее не запек, но шея у девушки сильно затекла. От привычки наставлять рога ее Пекшин избавил. А директора спиртного завода, выпускавшего левую водку, Левушка как проучил! Покруче изменницы-жены! Пекшин траванулся этой водкой и предъявил спиртному королю счет. Заставил его пить свою же паленую водяру! Директор чуть копыта не откинул после трех бутылок этой гадости. Но под пистолетом чего не выпьешь!

– У этого Пекшина, что, есть справка, что ему можно то, что другим нельзя? – поинтересовался Синицын. – Это просто псих-рецидивист какой-то, а не бизнесмен.

– Не все психи бизнесмены, но все великие бизнесмены чуточку психи, – выдал сентенцию гардеробный хоббит.

Похоже, у этого Пекшина врагов столько же, сколько в Китае народа, подумал Синицын. Для начала, видимо, надо разобраться с женщинами в его жизни. Где его недопеченная в духовке первая жена, куда в срочном порядке умотала его мама и какие у нее вообще на сегодня отношения с сыном? Бабулька-то, судя по всему, своеобразная – в школе при упоминании ее имени многим дурно становилось. Интуиция подсказывает мне, что к этому делу непременно причастны женщины. Такой эмоциональный женолюб наверняка мог много чего натворить в жизни. Женолюб плюс деньголюб, какое органичное сочетание, с невольным восхищением подумал сыщик. Пекшин внезапно показался ему весьма симпатичной личностью. Он, Синицын, столько раз травился всякой гадостью, но ему бы и в голову не пришло поквитаться таким образом с вором-директором.

От размышлений сыщика отвлек внезапный вскрик гардеробщика:

– Знаешь, забыл я тебе сказать одну вещь! Пекшин – он ведь...

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 30 (92), 6-12 августа 2004 г.