Ох и натерпелись мы с этим романом! Начатое классиком Владимиром Войновичем и продолженное маститым Алексеем Слаповским действие стало от главы к главе запутываться. Последовательно Лев Гурский, Светлана Микулина, Алексей Колобродов, Мирон Прочнов, Ольга Чесакова, Наталья Маус и Алексей Голицын старались накрутить побольше разнообразных происшествий и загадок, возникавших вокруг фигуры пропавшего бизнесмена Пекшина. При этом сам Пекшин так и не был найден! Нам оставалось одно: вновь обратиться за помощью к мастеру романных хитросплетений Алексею Слаповскому. Но даже ему потребовалось целых две главы, чтобы все стало на свои места.

13 сентября 2004 года, в 19.07 Синицын вошел в квартиру Вики, направился в гостиную, где безутешная жена пропавшего мужа смотрела телевизор, и сел в кресло рядом с нею. Его появление было так неожиданно, что Вика не успела испугаться.

– Женя… Ты?

Синицын посмотрел на нее задумчиво, словно не знал точного ответа на этот вопрос. Наконец сказал не вполне уверенно:

– Я…

– Как ты вошел?

– Пустяки, – рассеянно ответил Синицын.

– А где Лев? Он живой? – вскрикнула Вика.

И опять Синицын задумался.

– Ох! – Вика приложила руку к груди и, ощутив ладонью махровую ткань халата, подосадовала, что одета не соответственно моменту, а момент ведь трагический!

– Да нет, жив он, жив! – успокоил Синицын.

– А почему не вернулся? Что с ним? Требуют выкуп?

– Уже.

– Что уже?

– Стребовали. Должок. Долг платежом зелен, как любил он говорить. Только не деньгами взяли, а, если можно так выразиться, натурой!

– Почему ты говоришь: любил? Почему в прошедшем времени?

– Потому что прежнего Льва Гурьяновича Пекшина нет.

– Как нет? Да объясни ты, ради бога, что случилось?

И Синицын объяснил.

Он описал Вике свои мытарства в городе С., кончившиеся посещением дурдома. Там ему показали Пекшина, но это оказался другой Пекшин, просто-напросто однофамилец. И Ревякин был не тот Ревякин. Были здесь еще больные с фамилиями Горбачев и Ельцин, оба с раздвоением личности: Ельцин воображал себя Горбачевым, а Горбачев – Ельциным. Был больной по фамилии Путин, который тоже страдал раздвоением, осложненным манией величия: считал себя Путиным же, но другим.

И что-то забрезжило в уме Синицына. В нем стало расти подозрение, что с первой минуты пребывания в городе С. ему дурят мозги, при этом, возможно, даже и не специально. Это подозрение окрепло после посещения туалета, куда ему житейским образом понадобилось. Санитар проводил его и встал возле кабинки (причем запоров нигде не было).

– Подслушиваете, что ли? – спросил его Синицын не без ехидства.

– Привычка, – сухо ответил санитар. – Мало ли что больные учудят без присмотра. Хотя, между прочим, у нас еще народ относительно нормальный. Буйные у нас в другом месте.

– Отдельный корпус?

– В городе они.

– Где именно?

– А везде, – ответил меланхолично-философичный санитар.

– Да уж, город у вас, – сказал Синицын, застегиваясь и выходя. – Нормальные в больнице, буйные на свободе!

Санитар усмехнулся.

– А у нас все не как у людей, – с веселой безнадежностью ответил он.

Тут-то Синицына окончательно осенило. И ведь была у него концепция, с самого начала была: недаром он увязал мотив мести с «Калиновым мостом» и с головами Горыныча! Но попал в С., закружило его событиями и обстоятельствами и вспомнил он давнее сыщицкое правило: если концепция мешает расследованию – плюнь на концепцию! Забыв при этом другой постулат, свой собственный: если расследование мешает концепции – плюнь на расследование! Давно надо было плюнуть, а просто сесть и как следует подумать.

Что Синицын и сделал в гостиничном номере. И, подумав, он понял: в городе С. все является не тем, чем кажется, а кажется не тем, чем является. Все перепутано, размыто, расплывчато и ухабисто, как знаменитые с-ские улицы и дороги. Возникает логичный вопрос: тот ли Пекшин человек, за кого он себя выдавал?

– Вы что имеете в виду? – воскликнула в этом месте рассказа Вика.

– Подожди, все объясню… пантера моя гибкошеяя…, – и Синицын потянулся пальцами к действительно гибкой шее Вики, но кашлянул, хмыкнул, щелкнул пальцами в воздухе и продолжил.

Движимый смутной догадкой, Синицын направился прямиком на прием к губернатору. Охранникам он представился как частный сыщик из Москвы, уверенный, что его примут за другого. Так и вышло – охранники переглянулись и сказали в один голос:

– Проходите! – а в глазах их была тайная усмешка: знаем, мол, какой ты сыщик, небось личный курьер президента, по повадке видно!

В кабинете губернатора Синицын сразу взял быка за рога, то есть главу области прямо за душу:

– Вот, – сказал он, – в газетах пишут и на всех перекрестках болтают, что вы коррупционер, самодур, зазнайка и так далее.

Губернатор кивнул:

– Пусть болтают. Я недавно в Риме был, услышал итальянскую поговорку: на ушах повисает только первая порция лапши. Остальное соскальзывает! Так же и со слухами!

– Но ведь это все неправда! – сказал Синицын, озаренный внутренним светом интуиции. – Это все не так! На самом деле вы очень скромный, даже застенчивый человек! И честный! Но вынуждены играть роль самодура и разбазаривателя бюджета потому, что если настоящие властители города догадаются о вашей честности, вас тут же скинут! Зачем вы им такой? И глупости вы часто публично говорите по той же причине – чтобы не догадались о вашем уме! А если случается взять общую копейку для личных нужд, потом ночами ведь не спите?

– Не сплю, – признался губернатор, ошеломленный такой проницательностью. – Никакое снотворное не помогает. Только водка, хотя я ее терпеть не могу. Устал, брат! – пожаловался он. – Все знают, что губернатор заложить любит – и все одобряют, это же народно! Так я иногда перед утренним совещанием водку на галстук капаю и глаза тру, чтобы красными были! Нет, пора на пенсию, к черту!

И тут вдруг губернатор побледнел, опомнился, встал и гаркнул:

– Ты кто такой? Провокатор? Ах ты,……….., – и далее кричал уже нецензурно, войдя в привычную роль.

– Спокойно! – сказал Синицын, доставая мобильный телефон усовершенствованной модели. – Тут все не только записано, но и послано на мой электронный адрес, где и хранится. И может быть обнародовано.

– Что тебе надо? – прохрипел губернатор.

– Да пустяк. Правду о Льве Гурьяновиче Пекшине.

– Ни за что!

– Сейчас нажму кнопку, и файл с записью вашего голоса полетит на крупнейшие радиостанции России и мира, – спокойно сказал Синицын.

– Ладно, – сдался губернатор. – Сволочь он. Он был самый талантливый из нас, самый умный, самый… Это он должен был стать губернатором. А он сбежал! Конечно, деньгами в Москве заниматься спокойней, чем людьми в С.! Гад он!

– Я смотрю, вы не прочь с ним поквитаться!

– Только руки марать. Да и некогда: у меня день по минутам расписан. Речь вот надо отредактировать. Сколько говорю пресс-секретарю: забудь ты своих Толстого с Гоголем, выражайся проще! Побольше здравого идиотизма, глупых обещаний, иначе за кого меня примут? Умные-то вещи избирателю любой сосед скажет, а я обязан нести эксклюзивную чушь!

– Сочувствую. Последний вопрос: кто, кроме вас, имеет на Пекшина зуб?

– Мэр, конечно, – не думая, ответил губернатор.

И Синицын отправился к мэру, который, как все знали, был смертным врагом губернатора, а казнокрадом и коррупционером еще большим, чем сам губернатор. В считанные минуты Синицын расколол мэра. Тот признался, что на самом деле лучший друг губернатора, но скрывает это: иначе заподозрят в сговоре. Деньги же, открыто украденные из казны, тайно пересылает в детские дома.

Как и губернатор, он вскоре спохватился, кликнул охрану. Синицын с телефоном в руках убедил его, что не стоит поднимать пыли, а лучше сказать, где Пекшин, с которым мэр учился в одном классе и который, по сведениям, полученным Синицыным у губернатора, обещал будущему мэру вечную дружбу, но в результате обманул и уехал. Мэр ответил, лживо кривя глаза (то есть честно), что спрашивать надо у его мамы, смертельно обиженной когда-то сыном.

Итак, образно говоря, две головы были восстановлены.

Опубликовано: «Новые времена в Саратове», № 37 (99), 24-30 сентября 2004 г.